Хотел рассказать о том, какой невероятный у нас май выдался в этом году. Как я сделал 20 съёмок, завершил третью группу Фотокружка (и по-моему получилось просто вау), Вика проводила по 18 (примерно) психотерапевтических сессий каждую неделю, дети болели, но выздоровели, мы справлялись и почти не поссорились, как я намотал пешком, на велосипеде и за рулём много квадр. Но я потом расскажу. Пока вот просто картинки.

Очень сложно было подобрать слова, чтобы написать про стрельбу в Крокусе. Я в шоке от терракта. И Норд-Ост, и Беслан, когда они произошли, казались мне чем-то не относящимся ко мне. Даже взрывы на Пушкинской и на Автозаводской тогда я не смог воспринять как реальность. А сейчас, когда я живу в тысячах километров от Москвы, почему-то меня очень пришибло. Может, дело в том, что это концерт: я много ходил по концертам в Москве. Может, в том, что моя мама живёт прямо в Красногорске, максимально близко. Хотя скорее всего, я испугался, потому что за последние двадцать лет ничего не изменилось: всё так же оказались бессильны все эти проверки с железными рамками на входе на массовые ивенты. Сотрудники органов научились легко находить и арестовывать тех, кто кидал пластиковые стаканчики в полицейских, менял ценники, относил цветы на могилу Навального и тд. А реальные злодеи оказываются неуловимы, сели в машину и уехали. Мне очень жалко невинных людей, которые просто пришли на концерт.

Иногда я спрашиваю себя: а если бы я не уехал в Аргентину. А если бы я жил сейчас в Москве? Моя обычная работа, которой я занимался всю жизнь, а особенно в последние лет пять — находил бы я в ней смысл сейчас? Не знаю. Смысла в том, что я больше всего фотографирую в Аргентине, я сейчас вижу гораздо больше. Это личные семейные истории, которые можно навсегда сохранить. Я снимаю русскоязычных эмигрантов, которые оказались в этой прекрасной стране. Чаще всего с малышами, получившими паспорта Аргентины. Мне искренне интересно знакомиться с новыми людьми, я потом постоянно разбираю эти съёмки, вглядываюсь в лица, обдумываю, каково это нам всем. И люди попадаются удивительно хорошие.

Кстати, я про свой формат съёмок, кажется, не писал, хотя постоянно говорю и пользуюсь. Не все на него соглашаются, но этот сценарий я считаю самым удачным и плодотворным. Съёмка длится два часа. Час дома, час на районе вокруг дома, проходя знакомым маршрутом через уже привычные места. Чаще всего даже достаточно случайные и нейтральные интерьеры в домах, которые могут казаться безликими, перестают ощущаться такими чужими через какое-то время. Там сейчас хранятся родные вещи, там останутся жить важные воспоминания. К счастью, у аргентинцев хороший вкус, и квартиры чаще всего имеют белые стены и хороший свет. И уж точно я нахожу больше смысла в съёмке портретов именно там, в личном пространстве, чем в студиях. В студии образ героя придумывается фотографом-художником, а дома ловится его настоящая суть — та, которую он готов показать. И кстати я поэтому не хочу делать короткие получасовые и даже часовые семейные съёмки: хочется сделать не просто клёвые фотографии людей, но и зафиксировать воспоминания об этом периоде жизни. А это требует времени. Кроме съёмок типа «выписка из роддома» или «портрет для LinkedIn», конечно, но это совсем другое.

Так вот, а в Москве я больше всего снимал еду в ресторанах. Сейчас кажется, что это настолько менее важное и более коммерческое дело. Хотя это вроде не про рекламу было (реклама в негативном каком-то смысле), а про аккаунты в соцсетях для небольших клёвых бизнесов. Для меня смысла этой работе придавали те, с кем я общался в процессе, со многими я дружил.