Ещё одна военная зима.
Чтоб постоянно не сходить с ума,
живу не новостями, только верой –

упрямой и скупой на болтовню.
Гляжу, гляжу по сотне раз на дню
вперёд, за край, а в поднебесье сером

то вороньё, то зреет снегопад...
Но я смотрю, не опуская взгляд:
без темноты не распознаешь света.

И, усмиряя боль свою и злость,
осколки мира собираю в горсть –
и берегу, храню, как амулеты

от копоти и чёрствости души:
вот мой июль стрекозами расшит,
вот – рыжий скол сентябрьской ойкумены,

вот май – всегда победный, ибо жизнь,
пробившись, первой зеленью дрожит
от века, вопреки и неизменно...

И ты храни – и птичий перезвон,
и декабря морозный полусон –
предпраздничный, щемящий, заповедный.

Забудем – и какими встретим их,
усталых, стосковавшихся, родных,
вернувшихся с победой?

© Полина Орынянская, 2024

Намело – ни тропы, ни следа.
Только неба сырая слюда
путеводным просветом обманет –
и рванёшь, утопая в снегу,
а навстречу обрушится гул
тишины, посечённой ветрами.

И стоишь – оглушён? оглашён?
И натянуты жилы до звона.
Я без кожи два года живу,
и меня, как сухую траву,
ты закутай, зима-полудрёма.

Сколько нас, обнажённо-живых,
зябких пасынков дней золотых,
принесла тебе осень в подоле...
Спеленай, убаюкай, качай.
Я такой же седой иван-чай
посреди заметённого поля...

© Полина Орынянская, 2023
Муз. и исп. Игоря Малыгина

Пирожки

Намолен город криками ворон.
Провинция. Леса со всех сторон.
Легко представить санный след в проулке.
Два этажа. Геранька на окне.
Он по ночам является ко мне...
Ползёт трамвай, качаются бабульки.

На продавщице плюшевый халат.
Оградку церкви дикий виноград
обвил, обнял облезлыми плетями.
Калитка скрипнет, хрипло взлает пёс.
Из подворотни густо и всерьёз
сырым бельём и старостью потянет.

Я вижу этот сон из раза в раз.
Унылые подробности подчас
меня не оставляют с пробужденьем.
Проснусь, смотрю в знакомое окно,
и кажется, из снов таких давно
я в этот мир являюсь только тенью...

*
Поезд был на этой станции
пять замызганных минут.
Шёл обходчик, глухо бряцая
под составом там и тут.

Пассажиры, как лунатики,
сонно щурились с тоски.
Тётка в плюшевом халатике
продавала пирожки.

На перрон летела изморось.
– Пирожки! Пивко! Вода!
Показалось, будто виделись.
Где? Когда?..

© Полина Орынянская, 2019

Декабри

Время катится, будто с откоса.
Дни теряют порядок и связь...
Прихватило дорогу морозом.
Отбелило осеннюю грязь.

Солнце в спутанных ветках зависло,
зацепилось за них бородой.
Как чудно отрываться от смыслов.
Набираешь рябины в ладонь –

и рябина, оттаяв, слезится.
Вкусно, правда?.. Уже не поймёшь,
то ли девочка ты, то ли птица.
Леденелого воздуха дрожь,

только крикни, рассыплет осколки
отзвеневших твоих декабрей.
Окна в инее. Запахи елки.
Во дворе кто-то катится с горки...

Не кричи.
Не пугай снегирей.

© Полина Орынянская, 2019

Этот снег

Проснёшься ни жива и ни мертва
и слушаешь, как маются ветра,
вздыхают меж чердачных перекрытий.

И, сон не выпуская из-под век,
подслушиваешь: вдруг ложится снег?
Чтоб утром выйти –

а там, впотьмах, родился белый день.
Он веточками трогает людей,
пуглив и любопытен. Так улитка

нащупывает рожками простор –
то высунет, то спрячет, до тех пор
пока всё зыбко...

И думаешь о белом в темноте,
и снится до утра потом метель,
поля в кромешной сизой поволоке,

дома, дымы, ползёт дорога вдаль...
Проснёшься – дворник шкрябает асфальт
и выдыхает, надувая щёки.

И выглянешь в предутреннюю тьму
и всё за этот снег простишь ему.

© Полина Орынянская, 2020

Ты не поймёшь – да, собственно, и пусть.
Мои стихи – не радость и не грусть.
Мои стихи – болезнь и наказанье

за то, что, не сумевши повзрослеть,
я до сих пор смотрю на жизнь и смерть
распахнутыми детскими глазами.

За то, что в пятьдесят с довеском лет
я не смогла нажить иммунитет
ни к этой хрупкой красоте вселенной –

такой покорной року, но опять
готовой тонким стеблем прорастать
из тлена;

ни к стариковской горести: уже
им тело непослушно, а душе
от силы тридцать;

ни к тем, кто, жаждой славы воспалён,
идёт по трупам голым королём;
ни к тем, кто возгордится –

и говорит с тобой через губу...
Мы все однажды вылетим в трубу,
но прежде, чем сознанием ослепнем,

пред каждым пролистают жизнь его.
И даже ад не стоит ничего
в сравнении с тобой десятилетним –

ребёнком, что глазами цвета мая
посмотрит на тебя, не узнавая...

© Полина Орынянская, 2024

В твоих широтах

К.

В твоих широтах зимы – ни о чём:
ложится снег, но в полдень исчезает.
Коты шныряют – морды кирпичом.
Среди камней в саду растут бонсаи.

Самшит, тобой остриженный под шар,
с утра похож на ком от снежной бабы.
Но ты выходишь, южная душа,
на босу ногу надевая сабо.

Оглаживаешь розы у крыльца,
по гравию шуршишь в сортир-обратно.
А после, скинув тапочки в сенцах,
идёшь, сырые оставляя пятна,

пошебуршать полешками в печи,
сварганить кофе и проверить почту.
Глядишь в окно бессмысленно, бессрочно,
чтоб суету покоем залечить.

Потом очнёшься, встанешь тяжело,
котов покормишь, скинешь пару фоток,
и дверь прихлопнет сонное тепло:
шестнадцать соток – шутка ли? В заботах!

Натоплен дом, гудит-дудит в трубе.
Медлительно живёт Староминская...
Скажи мне, я пока не понимаю, –
так от себя бегут или к себе?..

© Полина Орынянская, 2020

Он говорит: это просто туман.
А я ему: веет холодом, это призрак.
Посмотри, он приближается к нам,
не уйти, уже близок...

Говорит: просто солнце всходит,
краснеет над лесом –
это, наверное, к непогоде.
Нет, говорю, это порезы.

На рассвете птицы бы пели,
да цветы цвели посреди проталин.
Небо изранено о вершины елей.
Не найдётся бинта ли?

А он говорит: да поспи же ещё немного!
Это просто ветер, не плачь, тише,
не пугай меня, ради бога.
А я ему: неужели не слышишь?

Это ангелы в трубы трубят,
ясно же и ежу!
Говорит мне: не бережёшь себя,
а я говорю – бережу.

© Полина Орынянская, 2017

Отцу

Ты мне не снился. Снился только лес –
высокий берег, и песок, и сосны.
Я знаю, мы когда-то были здесь...
Тебе под сорок. Загорелый, рослый,

по пояс голый, жилистый, худой.
В руках топор – под вечер будет нодья.
Внизу река, стрекозы над водой,
блеснёт малёк – от окуня уходит.
Байдарки сохнут...

Там, на северах,
где лето кратко, словно вдох и выдох,
и ночью звёзды сыплются, как прах,
я видела, что вечен мир и зыбок,

что радость он, что он немая боль.
Но есть же место, где твои потери
сторицей возвратят тебе по вере…

Мне снились сосны, и песок, и берег,
где мы однажды встретимся с тобой.

© Полина Орынянская, 2024

До победных салютов ещё
далеко, но на запах Победы
устремился он – розовощёк,
гуттаперчив, визглив, надоедлив.

Оседлал толстым задом волну,
накатившую с русского юга,
никогда не любивший страну
в меру бездарь, без меры хапуга.

Беспринципная скользкая мразь
с похотливой душой борзописца
задыхается, лезет во власть
между струй (заодно и помыться).

Он теперь честь и совесть сама,
он кропает военные вирши.
Дай же, Господи, людям ума
Божий дар отличить от яишни.

Чтоб, победно закончив войну,
не увидеть, проснувшись однажды,
что просрали себя и страну
этим тварям продажным.

© Полина Орынянская, 2024