Расскажу, однако, про кухню полевую.
Есть у меня дурацкая черта характера - ко всем людям одинаково хорошо относиться. Не люблю людей, все вокруг меня бесят - что неудивительно за два-то года... Но как же? "Ребята заболели! Ребятам нужно нормально кушать!"

В общем и целом, мое беспокойное седалище, презрев усталость, расстояния и погоду - взвалило на себя обязанность ходить на полевую кухню, за питанием для своего отделения. Отделение маленькое, всего шесть человек, живем мы все вместе... Беру я, как обычно, сегодня - кастрюлю и - в путь.
Полчаса перебираю ногами по утоптанной тропке. Прихожу - рядом с врытой заподлицо в почти отвесный склон кухонькой два на два метра - сидит и счастливо щурится на по-осеннему холодное солнышко повар нашего взвода. Так-то он не повар. Он раздающий. Повар готовит в двух кастрюлях на четыре взвода и уходит спать, когда приходят раздающие. Народ приходит кто с чем: кто-то несет кастрюльки, как и я, набрать на блиндаж, кто-то приходит с тарелками, а кто-то не приходит.
Прихожу я, по обыкновению, первым. Несколько минут смолим с Старым, лениво перекидываясь репликами. Привычным движением подтягиваю переднюю плиту бронежилета вниз, чтобы освободить от кевларового воротника горло. Разговор скатывается к еде:
- Вчера вот столько - показывает на пальцах размер сигаретной пачки - осталось, пришлось вылить.
- Как вылить? Что-ж не сказал то? - включается у меня режим "накормить всех, чтобы никто не ушел обиженным" - Ты говори, я приду заберу оставшееся, на ужин подогреем!
Старый соглашается.
Как человек - он мне категорически импонирует, потому что просить его приходится один раз: как я в первый раз попросил луковичку, так он мне и вручает каждый раз и без повторных напоминаний две-три луковицы. Вот и сейчас, прежде чем наполнять мою кастрюлю - десятилитровая бандура, между прочим - вытаскивает из мешка три красные луковицы и вручает мне. Луковицы скрываются в одном из бездонных моих карманов, кастрюля заполняется супом, я отправляюсь к "своим".

Это - в обед.

Солнце клонится к горизонту. Мы с товарищем сооружаем из ямы в земле и мусорных мешков водосбор в сотне метров от блиндажа на осыпи и возвращаемся в блиндаж, чтобы сделать пару глотков воды и переключиться на другие задачи. Спустя несколько минут в блиндаж заглядывает Старый:
- Ну ты что, идешь?
- А что, осталось чего? Иду, конечно!
И мы идем. Идем, перекидываясь фразочками, гулко стучит дубовая от холода подошва берца по влажной утоптанной глинистой тропинке...

Да, на ужин будет все тот же суп.
Я - рад.

Очередной день сурка погружается за горизонт следом за бледно-оранжевым диском в горизонт.

#Деньсурка
Подписаться на День сурка.

Карьер.
Очередной - да не совсем - день.

День... Нескучный. Первую половину дня усердно копаем. Вторую половину - прячемся. Обстрел.

Очень скучное занятие - пережидать эти ваши обстрелы. Где-то жужжит крыло, и раз в секунду - две лупит арта. Или кассетка. Или дрон-камикадзе.
Слышно только выходы арты. Кассету слышу только на раскрытии. А противный вой камикадзе - ни с чем не перепутать. Первые 15 секунд интересно - бурлит адреналин, после пробежки к укрытию жарко и дыхание как у загнанной лошади...
Первым приходит, как ни странно, холод. Прилипший к спине китель становится ледяным. Пальцы в сапогах начинает покалывать холодком... Мерзнут пальцы рук.
Удары идут один за одним, но холод изгоняет и адреналин и азарт и страх - становится просто холодно.
В голове крутится мысль о зря оставленной в блиндаже куртке. Что, пожалуй, зря я не надел вместо сапог берцы...

Удары продолжаются уже час. Основательно замерзший организм требует тепла и по-маленькому...
Жужжит камикадзе.

Наконец, спустя полтора часа, прилеты заканчиваются.
Камикадзе смещается на восток.
Сегодня - не мой день, значит живу дальше. Остывшая спина прихватывает болью в пояснице.

P.S.:
Рано обрадовался, да.
Что-то новомодное сбрасывают... Серой пахнет и дыма белого много. Возможно - зажигалки, но это не точно...

Очередной день сурка, да.

#Деньсурка
Подписаться на День сурка.

Больше года назад это было, когда решили  добровольцев набирать. Вот он приехал к нам первой партией. Я это святое воинство оглядел. Да уж, без слез не взглянешь. По 40 лет, сто метров еле пробегут, пропитых много.
Но он выделялся.

Мужик, знаешь, такой обыкновенный, простой из маленького города. Видно, что исполнительный, вдумчивый, непьющий и некурящий. Он мне понравился.

Но было две странности. Я его про себя прозвал "бухгалтер". Он достал всех, чтоб ему объяснили сколько и за что платят. Ну, то есть день на передке дороже чем в тылу, за танк там столько-то, за БМП — столько то. Причем, чтоб ты понимал, мне еще из штаба сказали, что он эти вопросы с военкомата задаёт. И просился в наш полк, потому что где-то прочёл, что у нас проблем с выплатами нет.

В первый же день он подвязался в ПТУРисты (Противотанковая — управляемая ракета, предназначенная для поражения танков и других бронемашин).

Мы со дня на день ждали контрнаступ, он с этим ПТУРом носился все выбирал где ему залечь, тоскал сам. Ну а ты понимаешь сколько это веса?
Сидел читал инструкции, какие-то книжки противотанкистов, командира своего завалил вопросами.

Где-то нашел рации одну себе взял, одну нашему дроноводу подарил, чтоб всегда с ним на связи был, карту нарисовал, перепад высот.

А вторая странность была в том, что позывной он себе выбрал— Оля.
Представляешь? У нас же кого только нет. Кто там Цезарь, кто Рагнар, кто какой-нибудь Беркут. Такие все величественные, а этот— Оля.

Так вот, Оля в первый день наступа угрохал два танка. Хохлы - мужики серьезные, как закусили удила, ну и мы...
Три дня драка была за тот холм.

Я потом на его позицию пришел. Он не окоп, а какой-то бородинский редут вырыл. Ходы, ложные позиции, бруствер, огневой сектор расписан, замаскировано, как полагается.
В учебник можно отправлять окопчик-то. Самородок, а не боец.

Ну, откатились мы маленько, нас сменяет другой батальон, он подходит и говорит: «А можно остаться?». Это после боя , когда половина наших повыбивало…

А он и близко не пёс войны.
Я говорю: «Нет, марш на отдых».
А он мне: «Вас не понял, прошу повторить.». Рукой махнул, ладно, оставайся мол. За неделю еще две БМП и бронемашина.

Потом его ранило. Серьезно. А он радовался.
Написал рапорт на выплату за ранение, еще не доехав до госпиталя, бумага прям с каплями крови была. А потом он из госпиталя сбежал, сказав, чтоб выплаты шли.
У дяди с кукушкой проблемы.
Вернулся. Воюет. Молчун. Сидит в углу рисунки разглядывает детские, песенки слушает. Семейный  стало быть. И молится. Бойцы говорят, что у Бога прощения просит каждый вечер. За убиенных. Что, понимаешь ли, странно. Если ты такой  пацифист, то что ты здесь делаешь и почему все время о деньгах спрашиваешь? Лицемерие.
И тут бинго, Леопарда он угадал в борт. Аж лям за него обещали. Оля светится. Вручали ему медаль, он интересовался, угадай чем? Правильно, надбавками
А месяц назад приходит ротный его. Рыдает. Олю убили. Как?
Он, говорит, вышел из окопа и в сторону их посадки пошел. Как самоубийца. Тут и снайпер.
Пошли в блиндаж его, а там это.
Он показал фотографию девочки, ей лет пять. Она с особенностями, хоть я не врач, но это ясно сразу. Внизу надпись— "Оленька".
И письмо. Вернее, два письма:

"Боевые товарищи!
Прошу проследить за тем, чтобы выплата за мою гибель прошла точно и в срок.

Моя дочь, Оля, нуждается в трехэтапной операции, которую делают только в Германии, осталось 8 месяцев, чтобы успеть, иначе последствия будут необратимы… Полная стоимость операции  покрывается похоронными и тем, что я заработал здесь. Жена давно ушла, дочка живет с моей мамой, очень прошу, проследите, чтобы их не обманули."
____

"Оленька!
Дорогая и любимая доченька, папа сделал всё, что смог. Ты меня не запомнила, но ты должна мне пообещать, что ты вырастишь достойным и хорошим человеком, будешь здоровой и счастливой. Живи. Ты самое дорогое, что у меня есть.
Папа тебя очень любит."

"Ненавижу войну - прохрипел ротный.
Кончится это всё — уйду в монастырь."

Он заплакал. Да и я.

https://t.me/audioprozaSVO/168

Telegram

Аудиопроза СВО

В озвучке Сергея Семенова

ПАПА ОЛЯ

Рассказ О. Серова

Кошмар длился всю ночь. Нелюди, начхав на все нормы человеческой морали и права измывались над бедной женщиной и ее чувствами. Глумились несколько часов. Призывая раздеться и выслать им интимные фотографии. Пытали пленного мужа.

Затем прислали фото руки с отрезанными пальцами…

Наконец, уже под утро, пришло последнее сообщение. Голосовое. С последними словами Алексея для его жены:

- Насть, я люблю тебя, спи давай, не переживай.

Второе голосовое было на две секунды - лязг затвора оружия и сухой звук выстрела.

В 7 утра в чат пришла фотография. На снегу лежал убитый Алексей. На виске чернела рана от огнестрельного оружия…

Ублюдков быстро вычислили. Фамилии, подразделение ВСУ, домашние адреса и страницы в социальных сетях. Да эти мрази и не прятались особо. Даже не скрывали свои телефоны…

Несколько дней они вели свою страшную игру с женами, сестрами и матерями пленных бойцов. Те, кто шел у них на поводу и высылал то, что они просили - попадал в западню. Так как это только раззадоривало куражившихся садистов. Далее шли требования выслать фото с все более и более откровенными и откровенно издевательскими формами. Судьбу пленного, в итоге, это никак не облегчало, и результат все равно заканчивался убийством. После нескольких часов беспрерывных пыток и глумления безнаказанных молодчиков.

Фотографии несчастных женщин, потом всплыли на одном из зарубежных платных ресурсов в Интернет для садистов и извращенцев. Твари просто зарабатывали таким изуверским способом. Собирая специфичный контент для таких сайтов.

Время от времени обезумевший от крови и безнаказанности враг начинал зверствовать на фронте. Расстреливая пленных и безоружных, измываясь над ранеными, обстреливая из артиллерии мирных жителей, издеваясь над близкими, отправляя матерям фото их убитых и растерзанных сыновей. Но он забывал, что в любую игру всегда можно играть вдвоем…

В сводках нашего Министерства обороны, информация о взятых в плен бойцах данного подразделения ВСУ больше не появлялась. В плен на этом направлении их больше не брали…