Жизнь, сосредоточенная в суставах

«Со сводчатого потолка бункера свисала переброшенная наверху через блок цепь, на нижнем конце которой был крепкий железный крюк. Меня подвели к этому сооружению. Крюк зацепили за наручники, которыми были скованы за спиной мои руки. Потом цепь со мной подтянули вверх, пока я не повис на высоте примерно метра над полом. В таком положении, точнее, висении на скованных за спиной руках, можно на мышечном усилии продержаться в полусогнутой позе лишь очень короткое время. За эти считаные минуты, когда выкладываешь все силы, когда уже пот выступает на лбу и на губах и прерывается дыхание, на вопросы не ответишь. Сообщники? Адреса? Явки? – все это едва достигает сознания. Жизнь, сосредоточившись в одном ограниченном участке тела, а именно в плечевых суставах, не реагирует, потому что вся целиком и полностью расходуется на усилие. Но даже у физически крепких людей оно не может продолжаться долго. Мне лично пришлось сдаться довольно скоро. И тут затрещали-захрустели плечи – ощущение, которое мое тело не может забыть поныне. Головки суставов выскочили из впадин. Мой собственный вес стал причиной вывиха, я упал в пустоту и теперь висел на вывихнутых, вздернутых сзади вверх и вывернутых над головой руках. Пытка, Tortur, от латинского torquere, выворачивать: какой наглядный урок этимологии!»

Жан Амери, «По ту сторону преступления и наказания: Попытки одоленного одолеть».

Про конференции и научные тусовки, которые вдохновляют

Сегодня выступила с докладом на конференции Векторы от московской Шанинки, на секции, посвященной феминистской теории. Это был неожиданно радостный для меня опыт: было очень много интересных докладов, и практически из каждого мне удалось вынести что-то для своей диссертации. Были доклады про гендер и квирность в советском неофициальном искусстве, женский опыт и военную травму, кистинских женщин и «контрабандный субъект Европы», спрятанный в попытках навязать западный феминизм, не учитывая рамки культурного и частного опыта.

Понравился доклад Аллы Митрофановой про социологию феминисткого знания и новый материализм, особенно размышления о книге Ольги Шпараги, которую мы частично использовали для летней лабы в Маяковке с Максом. Посмотрела на нее немного под другим углом, не с точки зрения солидаризации через практики письма, а с точки зрения «живых мертвых» тел угнетенных, которые остаются невидимыми в гетто, в концлагерях, на кухнях и в больницах. В какой-то момент эта заглушенная агентность становится стимулом политического действия, когда тело выходит на улицу, показывая дальнейшую невозможность своей «ущербности». Это то, что по сути до сих пор не включает в себя современное право, ведь его основной двигатель – субъект, а не натуральное, «природное» тело, субъектность утрачивающее.

А еще была атмосфера солидарности и поддерживающего комьюнити, говорящего от лица женщин и для женщин. Это то, чего так часто не хватает в «больших институциях», говорящих от лица «большой науки», где сейчас нахожусь я. Мой доклад был про поиск адекватного языка выражения и пересборку феминистской теории в текстах Сиксу. Надеюсь, в следующем году удастся доехать очно!

Что еще почитать про это:

•Торил Мой. «Сексуальная/текстуальная политика»: про голос у Сиксу, Лиспектор, Кляйн, и про то, почему Вирджинию Вулф надолго отстранили от феминистского наследия

•«Женщины, познание и реальность. Исследования по феминисткой философии»: о том, возможна ли феминистская наука без теоретизирования

• Джудит Батлер. «Присвоение телом гендера: философский вклад Симоны де Бовуар»: о том, почему человеческое тело на самом деле не универсальное и не человеческое

• Марианна Хирш. «Поколение постпамяти»: о том, можно ли думать о проблемах гендера и войне в едином контексте, и почему в фильме «Шоа» Клода Ланцмана женские голоса только плачут и поют