Между тем, журнал готов. Можно читать. Такое к нему предисловие выбрал бы, из Книги вымышленных существ Борхеса:

"Как полагали китайцы, небесный петух — это птица с
золотыми перьями, которая поет три раза в день. Первый раз, когда солнце совершает свое утреннее купание в океанских водах; второй — когда солнце стоит в зените, и третий — когда оно опускается на западе. От первой песни сотрясаются небеса и пробуждаются люди. Петух этот — предок «Янь», мужского начала вселенной. У него три лапы, и гнездится он в дереве фью-сань, высота коего сотни миль, и растет оно в краю зари. Голос небесного петуха невероятно громок, осанка величава. Он несет яйца, из которых вылупляются цыплята с красными гребешками; каждое утро они отвечают на его песню. Все петухи на земле — потомки небесного петуха, которого также называют «птицей рассвета». "

VIII. 18-19 февраля 2023 года состоялся Конгресс Перелетных птиц, по итогам которого мы решили выпустить специальный выпуск журнала «Лакан-паук» с докладами всех участников в билингвальном формате — с переводом на французский и испанский (и обратно, на русский). Один из докладов — аргентинского психоаналитика Паолы Хошман — посвящен теме Имени Отца и специфичному знанию психоанализа.

По ходу чтения, после чтения, до чтения, в перерывах между частями текста или во время более длительных перерывов от чтения эссе рекомендуется послушать 2 альбома: "To Pimp a Butterfly" от Kendrick Lamar и "Pray for Haiti" от Mach-Hommy. Это обязательно, на самом деле?

VII. Это эссе Жака Деррида прошло для меня через несколько временных и пространственных трансформаций-прочтений: упоенно читал я его впервые в августе 2020 года, когда латиноамериканка-конгрессвумен Александрия Окасио-Кортес в своей небольшой речи в поддержку кандидатуры Бернарда Сандерса заявила (во многом впервые в таком статусе на американскую публику) о глобальном движении, "признающем и пытающимся залатать раны расовой дискриминации, колонизации, мизогинии и гомофобии". Это был бурный на протесты 2020 год, год, суливший большие изменения. И они, конечно, наступили. Закончил перевод этой статьи я в последние дни 2022 года, уехав из своей страны. Перемены действительно произошли. В какую сторону склонили нас и весь мир сии перемены — вопрос риторический.
Однако мое восхищение фигурой, например, упомянутой Окасио-Кортез, никуда не исчезло. Потому что восхищение это простирается по ту сторону отдельной фигуры — к чему-то более универсальному. Деррида пишет: "Он (Мандела) восхищается законом, давая ясно это понять; но закон, который главенствует над Конституциями и Декларациями — является ли он, по сути, сугубо Западным? Сохраняет ли его формальная универсальность нерасторжимую связь с европейской, более того, англо-американской историей? Если бы это было так, все еще необходимо было бы рассмотреть, конечно, эту странную возможность: формальный характер закона был бы столь же существенным для его универсальности, как и событие его появления в определенное время и в определенном месте истории. Как же тогда мыслить такую историю? Везде, где она имеет место, и, по крайней мере, так, как ее осуществляет и осмысляет сам Мандела, борьба против апартеида будет оставаться своего рода зеркальной оппозицией, междуусобной войной, которую Запад поддерживает внутри себя, от своего собственного имени? Внутреннее противоречие, которое не страдает ни от радикальной изменчивости, ни от сущностной диссимметрии?"
Чудной оптический аппарат рефлексий/отражений, простроенный Деррида на страницах сего текста, очень хорошо применим, как мне кажется, к реалиям современной России, а именно к попыткам прочерчивания ее будущего пост-фашисткого существования, в других, более множественных и единичных политических образованиях, но и но и, безусловно, к глобальным траекториям. В любом случае, я не хочу ничего более говорить о самом тексте Деррида, он сам вполне способен это сделать. Но все-таки этот текст ткет себя в будущем, за ним проступают фигуры грядущего, поэтому и любое прочтение его требует некоего восполнения, коим, пускай, и станет это предисловие.

VI. Канадский психоаналитик и социолог Дуэйн Руссель рассуждает о проблемах логики "братской солидарности", охватывающей как правый, так и левый спектр современной политики, идею конститутивной нехватки, а также излагает новую вариацию каноничной шутки про "кофе без сливок".

"Мне это напоминает логику, которая, как я помню, была популярна среди молодых гетеросексуальных парней в начале 1980-х годов: они строили клубные дома или крепости на деревьях и размещали на входной двери таблички “девушкам вход воспрещен.” Вот только есть принципиальная разница: стирается именно не-существующая женщина. Мы должны спросить себя, почему текущий временной период, который, казалось бы, поощряет множественность идентичностей и ориентаций, тем не менее, затушевывает эту женскую позицию даже и особенно в самой попытке ее раскрытия. Итак, проблема заключается в том, что этот новый момент так называемой ‘феминизации политики’ также затемняет субъективность женского, уподобляя и делая ее соответствующей братскому коллективу."

V. "Эта невозможность назвать территориальный конфликт номер один обнаруживается в территориальном конфликте номер два, потому что мы не знаем, как поименовать противоречия, которые из скромности называют экологическими, и которые на самом деле являются конфликтами территориального вторжения другой державы. Здесь, если слово война запрещено, то потому, что если бы мы его произнесли, то нам пришлось бы принять меры, которые, очевидно, принудили бы нас признать реальных врагов как на границах наших “союзников”, так и у себя дома. Чтобы убедить себя в этом, нам достаточно определить тех, с кем нам придется научиться бороться, если мы всерьез намерены избавиться от путинского газа и нефти. Возможно, они живут на нашей улице, заправляют бак нашего автомобиля или увеличивают наш портфель акций... Конфликты станут ужасающе близкими, и мы окажемся в той же ситуации, что и Эдип, который мало-помалу осознает, что он, тот, кто возмущен преступлением, сам его совершил — и продолжает совершать..."

IV. Этот текст родился из возмущения или же восхищения — какой-то из этих форм производства человеческим существом осадков в виде объектов-букв, в виде оставления и оставания письма, и, собственно, саму эту возможность оставания в форме записи, в написанном (комментария или же предисловия) он и пытается исследовать. То есть из некой тревоги по поводу одного предисловия к книге Жан-Мишеля Вапперо, переведенной и изданной недавно на русском; тревоги, испытываемой по поводу самого “пред” этого предисловия, которое, как кажется не следует обещанию психоанализа, рожденного из стиля Фрейда.

местный редактор не пропускает почему-то в формате статьи, так что держите пдф, так даже удобнее будет