И упало каменное слово
На мою еще живую грудь.
Ничего, ведь я была готова,
Справлюсь с этим как-нибудь.

У меня сегодня много дела:
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить.

А. А. Ахматова, «Реквием»

*? Читал, но забыл*

Художница и возлюбленная Даниила Хармса Алиса Порет о внешности писателя

Даниил Иванович Хармс был высокого роста, сильно сутулился, лицо у него было очень ровного серого цвета, глаза голубые, русые волосы гладко зачесаны назад и низко опускались хвостиками на воротник. Он любил хмуриться, и между бровей была глубокая складка. Постоянной принадлежностью его лица была трубка. Маленький тик заключался в том, что он гладил себе переносицу согнутым указательным пальцем правой руки. Назло неизвестно кому он ходил в гольфах, носил крахмальный, высокий воротник, галстук типа «пластрон» и булавку в виде подковы, усыпанную синими камушками и бриллиантиками.

*? Читал, но забыл*

Август — астры,
Август — звезды.
Август — грозди
Винограда и рябины
Ржавой — август!

Полновесным, благосклонным
Яблоком своим имперским,
Как дитя, играешь, август.
Как ладонью, гладишь сердце
Именем своим имперским:
Август! — Сердце!

Месяц поздних поцелуев,
Поздних роз и молний поздних!
Ливней звездных —
Август! — Месяц
Ливней звездных!
М. И. Цветаева, «Август»

*? Читал, но забыл*

Чего боялся Гоголь?

У Николая Гоголя было много страхов: еще с детства писатель впечатлился жуткими рассказами матери о загробной жизни, потустороннем мире и Страшном суде — а потому панически боялся всего, что связано со смертью.

Например, Гоголь страдал от «тафеофобии» — боязни быть погребенным заживо. Прозаик настолько страшился этой ужасной участи, что даже спал сидя — он был уверен, что такое положение точно спасет его от летаргии и глубоких обмороков, которые можно принять за смерть.

В 1845 году Гоголь так начал свое завещание:

«…тела моего не погребать до тех пор, пока не покажутся явные признаки разложения. <...> Будучи в жизни своей свидетелем многих печальных событий от нашей неразумной торопливости во всех делах, даже и в таком, как погребение, я возвещаю это здесь в самом начале моего завещания, в надежде, что, может быть, посмертный голос мой напомнит вообще об осмотрительности».

*? Читал, но забыл*

Трудно вообще сказать, когда легка была жизнь человеческая. Можно ошибиться, называя светлые периоды, но в темных, кажется, погрешности не сделаешь.
Б. К. Зайцев, «Преподобный Сергий Радонежский»

*? Читал, но забыл*

Я, я, я! Что за дикое слово!
Неужели вон тот — это я?
Разве мама любила такого,
Желто-серого, полуседого
И всезнающего, как змея?

В. Ф. Ходасевич, «Перед зеркалом»

*? Читал, но забыл*

Страшно сказать, но правда: не будь народных бедствий, тысячи интеллигентов были бы прямо несчастнейшие люди. Как же тогда заседать, протестовать, о чём кричать и писать?

И. А. Бунин, «Окаянные дни»

*? Читал, но забыл*

Авдотья Панаева, возлюбленная Николая Некрасова, о первой встрече с писателем

Первый раз я увидела Н. А. Некрасова в 1842 году, зимой. Белинский привел его к нам, чтобы он прочитал свои «Петербургские углы». Белинского ждали играть в преферанс его партнеры; приехавший из Москвы. После рекомендации Некрасова мне и тем, кто его не знал, Белинский заторопил его, чтоб он начал чтение.

Некрасов, видимо, был сконфужен при начале чтения; голос у него был всегда слабый, и он читал очень тихо, но потом разошелся. Некрасов имел вид болезненный и казался на вид гораздо старее своих лет; манеры у него были оригинальные: он сильно прижимал локти к бокам, горбился, а когда читал, то часто машинально приподнимал руку к едва пробивавшимся усам и, не дотрагиваясь до них, опять опускал. Этот машинальный жест так и остался у него, когда он читал свои стихи.

*? Читал, но забыл*

Человек — это шар, а душа — это нить, говоришь.
В самом деле глядит на тебя неизвестный малыш.
Отпустить — говоришь — вознестись над зеленой листвой.
Ты глядишь на меня, как я падаю вниз головой.

И. А. Бродский, «Письма к стене»

*? Читал, но забыл*

Уже бледнеет и светает
Над Петропавловской иглой,
И снизу в окна шум влетает,
Шуршанье дворника метлой.

Д. И. Хармс, «Уже бледнеет и светает…»

*? Читал, но забыл*