(еще про музыку)

Я уже писал про то, что работаю под музыку (тут и тут). И на днях вышел новый альбом, который я буду точно слушать на фоне.

Мой друг и коллега, Ильдар Фаттахов, много лет уже пишет музыку для подкастов (например, он автор абсолютно великого джингла для «Колымы»). Но кроме этого он еще и пишет обычные треки — сольно и даже в собственной группе.

И у него вышел новый альбом — Kindness. Он там экспериментирует с разными жанрами, за пределами рок-музыки и коллабится с разными исполнителями.

Когда Ильдар был в Тбилиси, мы обсуждали, что ему хочется выйти со своей музыкой на широкую аудиторию, и мне кажется, что у Kindness есть все шансы (особенно у песни Breakfast).

Обязательно послушайте!

(про то, как работают знакомства)Все вы, наверно, слышали про теорию шести рукопожатий, которую в конце 60-х вывели психологи Стэнли Милгрэм и Джеффри Трэверс. Согласно этой теории все люди знакомы друг с другом через цепочку общих знакомых, в среднем состоящую из пяти человек.

Но в этом исследовании был еще один важный элемент, про который забывают. Чтобы его описать, мне нужно немного рассказать про сам эксперимент, на основе которого появилась эта теория.

Стэнли Милгрэм раздал случайным жителям Омахи 160 конвертов. И поставил перед ними задачу: передать эти конверты определённому человеку, живущему в другом городе, Шароне. Конверты можно было передавать только через своих знакомых и родственников.

После этого Милгрэм подсчитал, через сколько рук прошел каждый конверт прежде, чем добраться до Шарона. Как вы понимаете, это число было в среднем 5-6.

Но! Больше 60％ дошедших писем были переданы цели одним и тем же человеком, по фамилии Якобс. То есть, сотни человек отправляли письма через знакомых, разными путями, но в итоге большинство из дошедших писем оказались в руках одного финального доставителя.

Когда мы представляем себе связь людей через шесть рукопожатий, нам кажется, что это такая переплетенная сеть, состоящая из пересечения разных социальных кругов. В то время, как на самом деле, социальные круги — это пирамиды.

Где на вершине есть один человек, знакомый со всеми остальными, который объединяет группу до этого не связанных людей.

Это на самом деле очень легко понять. Представьте себе десять своих друзей (не родственников или коллег) и попробуйте проследить, благодаря кому вы с ними познакомились. Скорее всего цепочки связей приведут вас к одному и тому же человеку.

Так что не все шесть рукопожатей равны между собой, как не все знакомства одинаково полезны. Важно правильно оценивать, какой человек (скорее всего неосознанно) умеет связывать людей — и стоит на вершине пирамиды.

Спорим, вы не ждали в этом канале рецензий на фильмы ?

(про достопримечательности)

Пока был в Стамбуле (обязательно про поездку напишу в ближайшие дни) вынуждено начал размышлять о такой концепции, как «достопримечательность».

Если вбить в поиске «Что смотреть в Стамбуле?», то на всех сайтах будет практически идентичный список. И я сперва честно по нему пошел. Но сдался в тот же день. Потому что скучно, дорого и невозможно тесно из-за количества людей.

И с одной стороны, это проблема современного интернета с оптимизацией поиского трафика и бесконечными одинаковыми статьями. Но с другой, это еще и вопрос к тому, что мы считаем достопримечательностями.

Что такое достопримечательность сегодня? Это что-то старое, что-то большое и желательно хотя бы немножко целое. Так себе показатели. Все ли старое и большое — интересное? Мне кажется нет.

Я гораздо больше впечатлений получил от случайной улицы, которая была очень резкой, крутой, и заканчивалась выходом к проливу, чем от Айя-Софии. Или вот многоэтажные самодельные домики для уличных котиков. Они оказались гораздо интереснее, чем Гранд-базар.

В тот же день я решил, что достопримечательность как концепт вообще ерунда. Но мой друг Артем, с которым мы в Стамбуле встретились, меня слегка переубедил. Ведь наличие каких-то важных точек на карте помогает ориентироваться в новом городе — без этого совсем тяжело.

Поэтому мой вывод стал другим. Нужно расширить понятие «достопримечательность». Помимо храмов, башен и торговых центров я предлагаю включить в этот список: городских кошек, магазины велосипедов, приятные улицы, вот тот дом с цветным балконом, трех соседок, которые громко ругаются во дворе, случайно подслушанный разговор, кафе с логотипом лисы и все японские сады (полный список по требованию).

Чтобы каждый мог выбрать себе подходящую «достопримечательность» и толпы наконец расползлись равномерно по городам. Тогда заживем.

На Ваню, кстати, подпишитесь ?

(про результаты)

Вернусь на пару постов назад, к рассуждениям об сверхусилиях. Там справедливо в комментариях отметили, что вопрос о правильности затраченных ресурсов упирается в то, как оценивать их результат.

Я не думаю, что хорошим результатом можно считать только конвенциональный успех. Не любой подкаст должны слушать миллионы, не любая компания должна зарабатывать и не любое расследование должно заканчиваться поимкой преступника — чтобы считаться классными и важными.

Иногда сам факт проделанной работы или полученное удовольствие от ее процесса — достаточный результат, чтобы гордиться собой.

У меня есть несколько подкаст-проектов, к которым я написал сценарии или даже записал эпизоды — но они так никогда и не вышли. При этом я не считаю их «провальными». Я доволен своей работой над ними.

И, на самом деле, открепление оценки своей работы от её конвенционального успеха может помочь не только чувствовать себя лучше, но и оценивать себя (и других) справедливие. А еще не гэйткипить проекты, если они, например, не достигают финальной точки.

Напомню, что тот же культовый подкаст The Serial в первом сезоне так и не пришел к однозначному выводу, кто убийца. Я пытался вспомнить еще примеры таких кейсов, но на русскоязычном рынке (в котором я в основном варюсь) таких подкастов мало. Но, к счастью, мне на помощь пришел мой друг, очень крутой журналист, Ваня Макридин. И он накидал список проектов, в которых нет финала, но это не делает их хуже:

Сперва думаешь, что неплохо зарабатываешь для подкастера, а потом видишь, что продюсер в NPR может получать по 700к рублей в месяц — и как-то грустно становится

(про то, насколько тонкая грань между насилием и нет, и как первое становится нормой)

Вчера послушал новое расследование «Либо/Либо» — «После школы» (пока только русскоязычную версию). Если вы о нем не слышали — это подкаст про то, как в среде московской интеллигенции преподаватели десятилетиями растлевали детей.

И пока я его слушал, меня не покидали две пугающие мысли. Они не связаны напрямую между собой, но я видимо уложу их в один пост.

Первая мысль такая — мне кажется, что жанр тру-крайм, как вид развлечения (или отвлечения), нормализует ужасные вещи. Казалось бы, насилие над детьми, чудовищные истории, которым нет оправдания. Но когда я слушал про них в формате подкаста, я раз за разом ловил себя на ощущении, что «бывало и пострашнее». На сравнении с другими похожими историями. На размышлениях о том, в каком еще подкасте я такое слышал. И это можно списать на мою профдеформацию, но такое изменение восприятия скорее всего происходит и у людей, которые просто потребляют много такого контента.

Если ты уже тысячу раз слышал про маньяков и убийц, на тысячу первый тебе уже не очень страшно. И как раз вот этот процесс нормализации меня очень пугает. Как будто получается обратный эффект от того, чего таким подкастом хочется добиться.

Это не в коем случае не претензия и не призыв перестать делать тру-крайм. Я могу быть совсем не прав и у меня нет какого-то решения. А вот тревога есть.

Мысль вторая. К ней я зайду чуть издалека. С пятого по одиннадцатый класс я учился в модной школе Москвы. Не такой модной как 57-я, но у нас было новое high-tech-здание, собственный лагерь в Подмосквье на берегу водохранилища, и учителя, которые могли вести себя неформально.

И пока я слушал подкаст, я все время узнавал знакомые черты. У нас тоже регулярно старшеклассники бухали в лагере. У нас тоже были поездки в другие города, где мы оставались в полном распоряжении преподавателей. У нас тоже был учитель, к которому ученики ходили после школы домой и с которым близко общались даже после выпуска. И у нас тоже ходили слухи о том, что одна из учительниц занималась сексом со школьником (насколько я знаю, это была просто байка).

Моя школа очень похожа на ту, в которой происходили страшные вещи. При этом, опять же насколько я знаю, ничего такого как в 57-й у нас не случалось.

Мне и моим друзьям повезло, что учитель, к которому мы ходили в гости, который помогал нам ставить театральные постановки и который, после нашего выпуска из школы, мог разрешить остаться у него переночевать дома, оказался добросовестным человеком. Но мог ведь и не оказаться?

То есть, между нормой и ужасом очень тонкая, почти незаметная грань. Которая часто зависит от воли одного человека. И предсказать заранее, насколько хороший этот человек — никак не получится. Это сугубо вопрос удачи, и это тоже пугает.