Мало кто знает, но Евгений Леонов стал прототипом Бильбо Бэггинса из книги Дж. Р. Р. Толкина «Хоббит, или Туда и обратно».

Правда, случилось это в 1976 году, когда сказка впервые была опубликована на русском языке. Художник Михаил Беломлинский, который иллюстрировал перевод, срисовал образ героя с любимого актёра.

Когда художник подарил Леонову один экземпляр, актёр был очень растроган и даже взял эту книгу на одну из телепередач, где прочитал в эфире первую страницу новой книги.

"Как и раньше, есть женщины слабые, а есть сильные. В принципе, конечно, хочется быть слабой – это естественное состояние женщины. И каждая настоящая женщина это чувствует и понимает.

Если у женщины есть надежная защита, тогда и появляется слабость, мягкость, нежность – я уверена, что это самое потрясающее состояние для любой женщины."

Ирина Алферова

Работница Астраханского рыбоконсервно-холодильного комбината расфасовывает осетровую икру по банкам, 1970 год

О победе Скобцевой написали в газете «Пари матч», где напечатали фотографию актрисы. Как вспоминает сама Ирина Константиновна, газету нельзя было провозить через границу, но она рискнула, положив ее на дно чемодана. А уже дома ее отец окантовал фото дочери в рамку.

Когда я только вышла замуж, мама постоянно помогала мне чинить одежду. Я собирала стопочку вещей мужа и отдавала маме, а она то пуговицу пришьет, то дырочку залатает – и все как новенькое.

А еще мама очень хорошо рисует. Не понимаю, когда она успела этому научиться. Я вот в детстве даже в кружки ходила, но рисовать так и не умею. А она может, как модельер, нарисовать красиво вещи или похоже изобразить портрет человека. Но этот свой талант мама не развивает: то ли тяги нет, то ли желания.

Настоящая ее страсть – грибы. Она может часами бродить по лесу, собирать грибы, а потом долго возиться у плиты – солить, мариновать их. Пожалуй, это единственный продукт, который заставляет ее суетиться на кухне. Мама еще тот кулинар. Не особо любит готовить, но все, что связано с грибами, выходит у нее великолепно, особенно грибной суп. Сколько я ни старалась повторить, так вкусно, как у мамы, не получается».

Варвара Владимирова про маму Алису Фрейндлих

Участие Гурченко в картине было необходимым еще и по причине ее происхождения. Её социальное окружение детства, доскональное знание провинциальной жизни, умение показать окраинную интонацию оказались неоценимы. Она в какой-то степени играла эту женщину окраины, но в какой-то степени и была ею. Провинциальная русская баба – часть ее богатой и сложной натуры.

Она не терпит бездарностей, пошляков, приспособленцев, равнодушных ремесленников и лепит им в глаза горькую правду-матку. Отсюда частенько возникают толки о ее несносном характере, разговоры о «звездной болезни», зазнайстве и т.д.

Так вот, я, пожалуй, никогда не встречал такой послушной и дисциплинированной актрисы. Она безотказна в работе, исполнительна, всегда готова к бою. Она ни разу не опоздала ни на минуту. Ни разу не впала в амбицию, не раздражалась, не «показывала характер».

Если у нее бывали претензии, то только по делу. Все, кто мешал картине, были ее врагами. Все, что препятствовало съемке, вызывало ее гнев. Она живет под высоким напряжением и передает его окружающим. Она, конечно, фанатик в самом лучшем и высоком значении этого слова».

Эльдар Рязанов

Однажды из-за моей забывчивости Георгию Александровичу пришлось трижды останавливать репетицию, после чего он отозвал меня в сторонку и тоном заговорщика сказал:

— Николай Николаевич, могу поделиться индийским способом запоминания текста.
— Очень интересно,— оживился я.
— Его надо учить...

Для объективности картины добавлю, что дело не только в моей дырявой памяти. Такие коварные провальчики часто случаются оттого, что я в привычных ситуациях пытаюсь что-то заново сделать или темперамент меня захлестывает.

Впрочем, все это не помешало знатоку «индийского способа запоминания текста» пригласить меня в труппу БДТ. И здесь я сразу получил роль Чебутыкина в «Трех сестрах». Ну и намучился же я с этим Чебутыкиным! Мне все казалось, что он мало говорит, а все больше газету читает. И, боясь наскучить зрителям, я все пытался найти какие-то приспособления, чтобы вызвать смех. Но только начну, тут же — голос Товстоногова:

— Стоп!.. Николай Николаевич, это — не Театр Комедии.
— Ну, тогда, может, попробовать...— начинаю я робко.
— Не надо.
— А если так...
— Нет, нет, спасибо,— прерывает он, не давая мне досказать.

И такие вот муки продолжались от Чебутыкина до Перчихина в «Мещанах», где я наконец-то освоился. Но тот чудесный диалог мне очень пригодился потом для роли милицейского полковника в фильме «Бриллиантовая рука». Помните, там Чекан обращается ко мне: «А что, если...» — «Не надо».— «А давайте...» — «Ни в коем случае».— «Ну, тогда, может...» — «А вот это попробуйте».

Мне нужно было не просто поменять театр, а перейти из одной системы в другую: в Комедии — метод представления, а в Большом драматическом — переживания. И Товстоногов терпеливо ждал, когда я укоренюсь в его труппе».

Николай Трофимов