Хорошо известно, что в наших источниках доплатоновского периода слово «философия» и производные встречаются очень редко, буквально на пальцах одной руки. Наиболее заметно место из Гераклита, где утверждается, что мужи-философы должны много всего изучать. Есть у Геродота, есть у Гиппократовском корпусе, есть у Фукидида. И еще, возможно, есть в анонимном софистическом трактате «Двойные речи». Там финальный параграф, посвященный памяти, начинается с тезиса, гласящего: установлено, что величайшее и прекраснейшее изобретение в жизни есть память, во всем полезное, и в философии, и в мудрости. Но тут все зависит от того, как читать рукописный текст. Некоторые издатели, такие как Д. Грэм, публикуют тот вариант, который мы только что привели. А другие, например, Дильс-Кранц, «философию» выбрасывают и получают, что память полезна и в мудрости, и в жизни.
Не надо, впрочем, думать, что раз есть две позиции по вопросу о том, оставлять ли в «Двойных речах» «философию» в тексте, то бог его знает, какая правильная (есть у нашего брата такая аберрация – считать наличие двух точек зрения достаточным свидетельством неразрешимости вопроса). Если обратиться к аппарату, то мы увидим, что все манускрипты дают вариант с «философией», а DK принимают конъектуру, автором которой они указывают Виламовица (судя по их примечанию, они вообще печатают к «Двойным речам» текстуальный аппарат, который им достался от (видимо, почившего) Конрада (?) Трибера через руки Виламовица, который его основательно на свой вкус доработал – удивительные судьбы личных научных архивов немецких филологов рубежа XIX–XX веков). Виламовиц меняет «μέγιστον δὲ καὶ κάλλιστον ἐξεύρημα εὕρηται ἐς τὸν βίον μνάμα καὶ ἐς πάντα χρήσιμον, ἐς φιλοσοφίαν τε καὶ σοφίαν» на «μέγιστον δὲ καὶ κάλλιστον ἐξεύρημα εὕρηται μνάμα καὶ ἐς πάντα χρήσιμον, ἐς τὰν σοφίαν τε καὶ ἐς τὸν βίον», т.е. выкидывает «философию» и переставляет «в жизни» на совершенное другое место и добавляет артикль перед «мудростью». Обращение с текстом крутое как thug life. Чем оно подкрепляется? Строго говоря, ничем, т.к. никакого пояснения не дано. Но предположительно текст изменен, потому что вариант Виламовица куда грамматически приятнее и стилистически радостнее. И так-то оно так, но потрошить текст, чтобы он стал благозвучнее, не объясняя, как могло так получиться, что он был испорчен указанным образом (а в нашем случае представить себе, что должно было произойти, чтобы слова в тексте начали плясать таким образом – задача непростая) – это удивительная затея, в основательности которой можно убедить себя, разве считая, что ты больший грек, чем сами греки (Виламовиц, судя по всему, примерно так и считал). И это не говоря уже о том, что автор «Двойных речей» по общему мнению очень плохой стилист (DK прямо говорят «talentlose Verfasser»), от которого мы как раз можем ожидать неуклюжих оборотов на грани грамматической ошибки. Так что правда, насколько нам позволяют судить источники, конечно, на стороне Грэма: бесталанный софист «Двойных речей» упоминает «философию». Что он под ней имеет в виду, впрочем – вопрос отдельный.

Павел Баркоўскі піша аб траўматычным досведзе сучаснай беларускай культуры. "Стыхійныя дыскусіі, якія ўзніклі у беларускім грамадстве з нагоды публікацыі рэжысёрам Андрэям Курэйчыкам фрагменту мастацкага серыяла [2] пра падзеі ў ізалятары Акрэсціна — месцы зняволення і катаванняў тысяч пратэстоўцаў у жніўні 2020 г. і потым, у нечым нагадвае працяг адказу на гэтае пытанне Адорна. Хаця ёсць адное вельмі выразнае адрозненне: амаль ніхто з крытыкаў рэжысёра не ставіць пытанне пра (не)магчымасць мастацкага выказвання з гэтай нагоды, хай сабе раз-пораз паўстаюць аргументы за адзіную праўдзівасць моманту дакументальнай прозы і фотафіксацый." Чытайце калонку Паўла на Конэ па спасылцы https://bit.ly/3uBXFBw

Хайдеггер о Расселе:
В заключение статьи «Новые исследования по логике» юный Хайдеггер рассуждает о современном ему положении дел в философии математики, говорит о том, что во второй половине XIX ее объект очень усложнился в связи с развитием математики, и дело чрезвычайно запуталось. Хайдеггер описывает ситуацию следующим образом. Имеют значение два связанных между собой движения. Во-первых, математики серьезно продвинулись в том, чтобы сделать свою науку более систематической и строгой, что привело к созданию философски значимых теорий множеств и групп. Одновременно с этим формальная логика покинула свои обычные занятия, была разработана логика отношений, в логике стал применяться алгебраический метод. Из этих двух движений и родилась логистика, которая систематически развита Расселом (и Уайтхедом). Однако Хайдеггеру логистика не очень нравятся. С его точки зрения, логистика применима только в области математики, она не трогает философские проблемы логики. Причина этому в том, что к собственно логическим проблемам нельзя применять понятие функции и другие математические понятия. Новая логика скрывает в тени глубокий смысл принципов логики, а исчисление высказываний не более чем арифметика c высказываниями; она оставляет подлинные проблемы теории высказываний нетронутыми (Martin Heidegger. Frühe Schriften (1912-1916), Klostermann, 1978. S. 41-43.)
Ну а потом, как вы знаете, Хайдеггер вырос и показал всем, как нужно логикой-то заниматься, не то что какой-то Рассел. Есть некоторое смутное ощущение, что работы Рассела юный Хайдеггер знал через книгу Луи Кутюра, хотя может быть это иллюзия. Впрочем, в некоторых чертах своей оценки Рассела Хайдеггер не одинок. Старик Чарлз Пирс, который (в отличие от Хайдеггера, свой вклад в историю логики сделал) в одной из рукописей пишет, что символическая логика, которая сводится к исчислению, — это ребячество и пазиграфия, а то, чем занимается Рассел, — по большому счету ерунда (MS 499). Впрочем, как и другие подобные свои оценки, эту Пирс не удосуживался как-то доказывать.

Марк Найдорф пишет о культуре и числах. "Способы счета имеют свою долгую историю. Например, выражение длины через время (скажем, «расстояние в три дня пути») было в употреблении как в древних Афинах, так и в средневековой Европе. Но особенно важной процедурой счет стал в физике Нового времени, благодаря которой измерения снабжены теперь точнейшим инструментарием — вместе с общей уверенностью в том, что знание, отчетливо артикулированное на языке математики, является наиболее надёжным и практически применимым (подтверждено опытом расчётов астрономических событий, физических взаимодействий, конструированием машин, сложных сооружений и т.п.). Тогда как знание, не получившее математического выражения, выглядит на этом фоне предположительным или произвольным и подлежит, по мере возможности, калькуляции. Появление количественных методов в гуманитарных науках как, например, в филологии, психологии, истории, педагогике и т.д., не говоря уже о современном маркетинге, является воплощением этого направления умов в сторону научности, обеспеченной счетом." Читайте колонку Марка на Койнэ по ссылке https://bit.ly/3onM1WX

Koine Community

Крушение норм и господство чисел - Koine Community

Марк Найдорф