Две недели назад в Тель-Авиве в районе стадиона Блюмфильд каждый день ходили толпы людей, с ног до головы одетых в белое. Почему они были одеты в белое? Потому что так им сказал Эяль Голан, певец, дававший на этом стадионе концерты пять дней подряд.

Но почему он дал такое странное указание? Потому что любой романтизм, доведенный до логического завершения, превращается в фашизм? Или же Эяль Голан хочет воздвигнуть себе нерукотворный памятник и остаться в сердцах фанатов буквально навсегда?

Дело в том, что белые одежды — это такой (еще один) еврейский способ обмануть ангела смерти: если одеть человека с ног до головы в белое, ангел смерти решит, что тот уже завернут в саван, и не станет его забирать из мира живых.

Живо представляю, как в параллельной вселенной третья мировая началась прямо во время концерта Эяля Голана, и все жители этого мира умерли, и людскими домами завладели пеликан и еж, поселились в них ворон и филин; стадион Блюмфильд зарос колючими растениями, крапивою и репейником, стал жилищем шакалов, пристанищем страусов. Туда, в постапокалиптическом мире ядерной зимы, в лучах звезды полыни, фанаты Эяля Голана, по-прежнему в белом, каждый день приходят слушать, как звери пустыни встречаются с дикими кошками, и как лешие перекликаются один с другим; то есть, как сказали бы многие, слушают наконец что-то нормальное

?В русском языке человек может быть здоров как бык или как огурчик;
?в иврите он здоров как бык (בריא כמו שור);
?в английском он тоже здоров как бык (healthy as an ox, а также как лошадь (as a horse), а еще он: right as rain, fit as a fiddle и даже sound as a roach.

? Особняком стоит идиш, где здоровый человек здоров как Юра или как Иван. То есть как не еврей (gezunt vi a goy/ivan/yura). Язык отражает культуру, в которой идеал здоровья — работающий на свежем воздухе и под солнцем крестьянин; еще язык отражает реальность, в которой в XIX веке большинство польских евреев по-прежнему не имеют доступа к земле, и сидят круглый день над книгами или за ремеслами, а не под своей лозой или своей смоковницей.

? В удивительно большом количестве языков (итальянском, польском, немецком, голландском, норвежском) человек здоров, как рыба, а в норвежском это даже рифмуется: frisk som en fisk

Семен Акимович Ан-ский (википедия пишет про него: не стоит путать с другим Соломоном Рапопортом; постараемся не ошибиться) был удивительный человек. Поэт и шахтер, переплетчик и бродяга, публицист, драматург и революционер, выучивший русский язык в 16 лет под влиянием идей народничества. Из еврейской общины его выгнали как вольнодумца (а значит, в недостаточной степени еврея), из российских деревень выгоняли как еврея. Тем не менее, чего он только не успел за короткую 57-летнюю жизнь, этот обаятельный и добрый человек, до смерти не имевший прописки, и вообще ничего не имевший, кроме пиджака и пальто. Например, организовать первую в своем роде этнографическую экспедицию по еврейской черте оседлости.

Экспедиция началась в 1912 году и прервалась в 1914, с началом первой мировой войны. Ан-ского, впрочем, не остановила и война. Он вернулся в Галицию, через которую проходил один из фронтов, как представитель Комитета помощи беженцам, и вместе с помощью жертвам войны и погромов как мог пополнял этнографическую коллекцию, которую собирал для Еврейского национального музея. Еврейская этнографическая коллекция, к 1913 году набравшая множество свитков и предметов утвари, а также тысячи быличек, присказок, легенд и хасидских нигунов, в 1914 пополнилась свидетельствами войны и сопутствующих ей погромов, включая обрывки свитка Торы, где разрыв прошел так, что на одной стороне остались десять «не», а на другой было написано: убивай, кради, прелюбодействуй.

Ан-скому и коллегам хотелось собрать весь еврейский фольклор, какой только бывает на свете, включая заговоры от дурного глаза и прочие магические секреты. Хозяйки секретов, еврейки из местечек, отнеслись к этому начинанию с большим сомнением. Они и родственникам-то не всегда были согласны передавать свои знания; считалось, что как только магический рецепт становится известен тому, кто в него не верит, — он мгновенно теряет силу. И еще была опасность, что следующий, кто попытается им воспользоваться, навредит себе… Но Ан-ского в его любви к собиранию фольклора не остановила мировая война. Не сдался он и здесь.

Чтобы получить доступ к вожделенным заклинаниям, или он сам, или кто-то из коллег в каждом новом местечке притворялся больным или измученным порчей. К симулянту вызывали shprekherin, знающую женщину, и, пока она читала заговоры, проливала воск, катала яйца, проводила экзорцизм и т.д., один из членов экспедиции сидел в уголке и все записывал. Так, в Летичеве была одна крайне уважаемая женщина, происходившая из династии раввинов и праведников. Звали ее Гнендл, она не брала денег за свои услуги и была настолько стара, что с трудом ходила. Тем не менее, этнографы добились ее визита к притворившемуся больным Абрахаму Рехтману, который и рассказывает эту историю.

По его словам, Гнендл отослала из комнаты всех, кроме него самого, и окурила его благовониями. Велела ему снять рубашку, произвела над ней ряд непонятных действий, умыла ей его лицо, положила рядом. Окурила нож и положила его под подушку больному. Омыла руки семь раз, а между омовениями корчила всевозможные гримасы, дергала Абрахама за уши, ложилась сверху и без остановки бормотала непонятные слова. «Даже сейчас», пишет Рейхтман, «я с изумлением вспоминаю, каким же измотанным чувствовал себя после этого предприятия… казалось, оно длилось вечность». Покончив с песнопениями, Гнендл достала из-под подушки нож, остригла Абрахаму ногти на левой руке, закатала их в хлебный мякиш и строго наказала скормить черному кобелю и повторять процедуру три дня подряд, а также все эти три дня не снимать рубашку.

Чего не вытерпишь ради этнографических данных! Мне нравится думать, что Гнендл, старая, много повидавшая женщина, сразу распознала симулянта, — и решила не тратить на него заговоры, а чисто смеху ради подергать за уши и повозить по лицу рубашкой. С другой стороны, многовато усилий для прикола… Получается, Абрахам терпел не зря. Как напишет потом и по другому поводу Ан-ский, «огромность страданий, которые еврейский народ переносит, свидетельствует и об огромности его духовных богатств, во имя которых он готов их переносить»

Были на мероприятии, где несколько израильских писателей обсуждали еврейскую фантастику, а потом им задавали вопросы из зала.
Один вопрос был, как это часто бывает, длинный; в нем упоминалось движение прогресса и разница между реализмом и фантастической литературой. Еще там несколько раз повторялась одна фраза, я ее раз за разом слышала как «что вы думаете о том, чтобы использовать при написании книг вино? Как вам идея использования вина во время написания книг?». Я спросила Леву, о чем речь, и, по его мнению, вопрос звучал так: «как вам идея использования глаз? Что вы думаете о том, чтобы использовать глаза?»

Ответ расслышать было гораздо проще, чем вопрос, и так мы поняли, что речь идет не про יין (яин, вино) и не про עיניים (эйнаим, глаза), а про искусственный интеллект (AI). Лучше бы про вино спросили, ей-богу

четыре с половиной прикольных вещи узнала за последнее время про английский язык:

1) «Плач Ярославны» в английском превращается в плач Иеремии, и пишется в одно слово: иеримиада (jeremiad);

2) слово wilderness (пустынная, дикая местность) происходит от слов wild + deer + ness: место, где живут дикие звери. Словом deer (олень) раньше называлось любое дикое животное;

3) мое любимое цензурное восклицание – for crying out loud! – это, скорее всего, переделанное во избежание богохульства for Christ Our Lord’s sake! (бога ради!).
Такие эвфемизмы (blooming вместо bloody, darn вместо damn и т. д.) называются minced oath — накрошенное, рубленое, пропущенное сквозь мясорубку ругательство.

4) Слово unravel значит распутать, а слово ravel значит… тоже распутать.

4.5) впрочем, слово ravel может значить не только «распутать», но и «запутать», что делает его контронимом, двуликим Янусом — словом, которое означает две противоположных вещи. Как, например, русское «прослушать»: прослушать лекцию или прослушать, что сказал собеседник. В английском контронимы — более распространенное явление

Спросила у школьника, который (опять) пришел на урок без тетради, учебников и карандаша, должна ли я написать его родителям о том, что он регулярно приходит на урок без тетради, учебников и карандаша; он улыбнулся и сказал «да», полминуты спустя изменился в лице и переспросил: wait, did you mean it like in a bad way?

Проверяла сочинения в кафе у школы, а в том же кафе сидела моя старшеклассница, назовем ее, ну, скажем, Гонерилья. И вот бариста, приготовив заказ, зовет ее: Гонерилья!; она не слышит, он зовет ее еще раз, потом третий раз, оглушительно громко: ГОНЕРИЛЬЯ!, потом: ГОНЕРИЛЬЯ, ПОЖАЛУЙСТА, потом: ГОНЕРИЛЬЯ, ТЫ ТАМ КАК ВООБЩЕ? ГОНЕРИЛЬЯ, и минут через пять она наконец приходит забрать свой кофе. Любопытно. Я думала, они так виртуозно игнорируют только мои слова.

Старшеклассник Н. попросил помочь с антонимом к слову upper class men, я сказала: working class, он несколько раз очень недоверчиво переспросил, я несколько раз повторила; после третьего раза выяснилось, что антоним ему был нужен не к словосочетанию upper class men, а к слову upperclassmen (старшекурсники). Разрешив это досадное недоразумение, я поправила кринолин и отправилась играть в крокет

Как учительница, я получаю зарплату: интересными фактами, смешными картинками, едой, каламбурами, комплиментами. Еще как-то раз ученики подарили мне лук и стрелу (одну). Это немного, но зато с этого не надо отчислять проценты битуах леуми.

Вот что я узнала сегодня от трех разных школьников в трех разных ситуациях:

- существует специальное слово для консонантного письма, т.е. алфавитов, в которых, как в иврите или арабском, нет гласных, и оно звучит так, как будто кто-то чихнул: Abjad;

- за 3.049,43 евро в интернете можно купить один грамм настоящего тирского пурпура, того самого, которым красили одежды императоров и первосвященников;

- однажды Толкин начал писать продолжение «Властелина Колец», но остановился после 13 страниц, потому что история показалась ему зловещей и наводящей уныние (sinister and depressing). (‘sinister and depressing!’ повторяет старшеклассник Н., ‘how utterly delightful.’)

Имеет мир сей ночи свои, и их немало. Сегодня свою душу Господу отдал Алексей Навальный. К тому безграничному потоку слов, что были и будут сказаны о нём, могу добавить только одно: для меня Алексей навсегда будет примером того, что даже в самые тёмные времена достоинство в человеке неуничтожимо.

Очертить границы этого достоинства довольно сложно, ибо оно равносильно проявлению человеческого вообще. Говоря, что Навальный — настоящий человек, мы будто бы что-то понимаем о нём, и в то же время смущаемся сказанной тавтологии. О человечности говорить трудно, присутствуя как настроение, как харизма, она подразумевается и ощущается, но всегда остаётся невысказанной. Желая внести во всю эту смуту хоть какие-то ясные критерии, многие начинают думать, будто для того, чтобы считаться человеком, достаточно быть двуногим и беспёрым существом с плоскими ногтями, а всё остальное к этому прилагается само собой. Это, конечно, большое заблуждение, человек — трудное и редкое существо, и его нелегко найти даже с фонарём при свете солнца.

Люди никогда не бывают ограничены только своей биологией. Конечно, верно, что человек рождён для того, чтобы жить, но призван он не для жизни, а для поступков. Жизнь как процесс подразумевает рутинное поведение, удовлетворение зова своих инстинктов, реагирование на среду. Поступок же творит событие, а это не всё, что происходит само собой, но напротив, то, что при нормальном течении жизни не должно было случиться, но всё-таки случилось. Событие — это место вокруг которого собирается человеческая история, место, откуда начинается новая нормальность. Это всегда такое происшествие, которое прерывает рутинные процессы и поведение, ускользает от предыдущих обобщений нашего опыта, ставит нас лицом к лицу с чем-то по-настоящему новым. Только в мире, где нет поступков, возможны верные предсказания.

Все социальные и политические структуры современности устроены так, что они поощряют вечный круговорот рутинных процедур и ненавидят поступки. Нам говорят, что мировые процессы движутся по своей неотвратимой, чаще всего недоступной простому обывателю, логике, под всякое своеобразие жизни требуют подвести соответствующую законодательную базу, больше всего в современном обществе ценятся институты, которые будут работать сами собой, никак не завися от людей и времени.

В мире, из которого планомерно вытесняется всё человеческое, Навальный остается человеком в полном смысле этого слова, ибо его присутствие всегда нарушает привычный ход вещей. Причём делает это так, что во всех его поступках оказывается видна его личность, а не идеология, организация или даже общность, которыми можно было бы объяснить решения Алексея. Даже не соглашаясь с мировоззрением Навального, или считая его самого нелепым и безалаберным, как он любил говорить, «чуваком», его волю совершенно невозможно свести к какому-то внешнему источнику. Все идеологические разногласия меркнут в присутствии такой человечности.

В пропагандистском ролике хамаса — не хочу искать, вы наверняка и сами видели — демонстрируется не без гордости, как террористы выкапывают водопроводные трубы, чтобы сделать из них ракеты. Каждый раз, когда вижу эти кадры, чувствую укол фрустрации и тоски.

Существование в целом представляется мне хармсовским сундуком, где то жизнь побеждает смерть, то смерть побеждает жизнь. Тошно смотреть, как берется что-то, необходимое для жизни (трубы, по ним течет вода, ее могли бы выпить люди), и превращается во что-то, необходимое для смерти (ракеты, они полетят в Сдерот, Ашдод и Ашкелон, в другие города и кибуцы). Ну и как любому человеку старше семи лет, мне, конечно, приходят в голову мысли вроде «куда же катится мир», «как до такого можно додуматься», и т.д.

Вчера прочитала, что в поздней Римской империи (то есть в общем культурном пространстве Рима и наших средиземноморских соседей — Греции, Египта, Ближнего Востока) была такая магическая практика: на металлической табличке написать проклятие, потом положить ее в свежую могилу (так информация передавалась из мира живых в мир потусторонний). Это я знала и раньше, не знала вот чего: в ряде магических рецептов I–IV веков для изготовления defixiones, табличек с проклятиями, советуется использовать не абы какой металл, а куски украденных водопроводных труб. Они «холоднее», их касаются подземные воды, добывать их сложно и опасно — идеальный магический материал.

Все эти люди давным-давно легли в землю и проросли травой: и строители древнеримского водопровода, и расхитители его труб. После вторых осталось несколько табличек с пожеланиями смерти, похороненных в архивах музеев и библиотек. После первых — белые арки акведуков, две тысячи лет украшающих землю, на которой они стоят. Мой любимый — на пляже в Кейсарии; мы туда не раз выбирались на пикник с подругами, ели клубнику и думали о Римской империи.

Я полагаю, это засчитывается как очко в пользу жизни. То есть в пользу того, что — на долгой дистанции — жизнь (именительный падеж) побеждает смерть (винительный падеж)