​​БЫСТРАЯ ЖИЗНЬ. МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

Один из важных культурных стереотипов современности состоит в том, что скорость жизни увеличилась по сравнению с предыдущими эпохами. Что объем информации возрос на порядки, а концепции, навыки и методики сменяют друг друга чрезвычайно быстро. Что человеку нужно научиться адаптироваться к меняющемуся миру и поспевать за инновациями в самых различных областях…

Не будем обсуждать сейчас, правда ли это, и действительно ли сто лет назад никто никуда не торопился и не ощущал на себе влияние быстро меняющегося мира. Важно вот что: человек, который торопится (или которого убедили, что он должен торопиться), не может расслабиться и сосредоточиться. В частности – НЕ МОЖЕТ МЕДЛЕННО И ВНИМАТЕЛЬНО ЧИТАТЬ. Он ограничивается кратким содержанием, выжимкой, конспектом, пересказом…

Между тем, наш житейский опыт подсказывает, что даже сегодня, в век великих скоростей и вихря событий, - есть много занятий, которые мы не убыстряем, не хотим закончить скорее или вовсе от них отказаться. Бокал хорошего вина в дружеской компании, ленивое воскресное утро, любимая песня любимой певицы, красивый закат на берегу моря… перечислять можно долго, но всем ясно, что в каком-то смысле мы живем ради тех моментов, которые хочется продлить, повторить, остановить. Что на самом деле мы не хотим торопиться.

Но каким-то дьявольским образом процесс чтения выпал из парадигмы того, что мы по-настоящему любим. Нам внушили, что в книгах есть знания и польза, что их написали великие люди, что читающий человек умен и образован, но… все эти очевидные ШКОЛЬНЫЕ МОТИВАЦИИ работают плохо. Нам хочется научиться скорочтению, найти консультанта, который расскажет нам, стоит ли открывать «этот толстый том», или можно легко обойтись без него, мы готовы, чтобы нам рассказали «основную идею книги». Мы хотим глотать, не прожевывая. Или… извлечь пользу, не получая удовольствия.

В этом все дело. Школа не научила получать удовольствия от чтения. Но этому можно научиться. Это большой и серьезный разговор. Который нельзя свести к двум-трем советам. Отложите смартфоны, которые трезвонят о быстро меняющемся мире. Давайте не глотать смыслы и рассуждения. Давайте будем читать книги не торопясь. Ведь автор не торопился. И выиграл. Читатель тоже может выиграть. Если он, конечно, читатель, а не глотатель букв.

​​КОМУ ПРИНАДЛЕЖИТ ПОЭЗИЯ?

В фильме Ильи Авербаха «Объяснение в любви» (мощнейшая картина, шедевр отечественного кинематографа, о котором я обязательно расскажу отдельно) есть две сцены, связанные с поэзией. Главный герой, молодой, влюбленный, наивный, творческий, талантливый, образованный и очень ранимый, читает стихи. Его возлюбленная просит прочитать его собственные стихотворения, и герой декламирует:

Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.

«Но ведь это не твои стихи», - возражает девушка. – «Мои, мои», - отвечает молодой человек.
Другая сцена далека от романтического контекста. Главный герой, советский журналист, находится в командировке на одной их больших строек социализма. Он сидит у костра и беседует с людьми. Ночь. Вдруг к костру подходит очень странный человек: нищий, оборванный, больной, истеричный. Сразу видно, что он выброшен из новой жизни, что он не участник строительства и… что он интеллигентный человек. Он лишенец. Он одинок. Он хочет есть. Он садится у костра и заводит очень странный разговор о смысле жизни, о сути истории. Обрывки мыслей и фраз. И вдруг начинает декламировать:

Раз, в угоду Прометею,
своему любимцу, с неба
чашу полную нектара
унесла Минерва людям.
Чтобы созданных Титаном
осчастливить и вложить им
в грудь святой порыв к искусствам.

Невольные слушатели ничего не понимают, один из них говорит, что «стишки каждый может написать, а вот по-настоящему работать...» И тут главный герой говорит: «Это не он, это Гете…»

Итак, в первом случае человек читает Пушкина и «присваивает» себе его творчество. Во втором – непонятные строчки оказываются не «стишками, которые может сочинить каждый», а отрывком из стихотворения великого немецкого поэта.

Для текстолога важно установить авторство текста, но для читателя, для «пользователя» поэзии важно другое: вжиться в текст, прожить его, в каком-то смысле присвоить себе. Сказать что-то про себя и про мир через стихи, которые он глубоко прочувствовал, сделал своими.

В первой сцене герой хотел не свои стихи продемонстрировать, а свою любовь. И «чужой» Пушкин пришел на помощь. Во втором случае человек читает стихи, не очень рассчитывая, что его кто-то поймет. Или даже спросит об авторе. Но его понимают. Начитанность и эмпатия главного героя приходят на помощь. Голодный, лишенный прав и цели жизни, оказывается образованным человеком. У него ничего нет. Нет, есть. Поэзия, которая всегда с ним. И этого не отнять.

КАЧЕСТВО СВЯЗИ

Несколько месяцев назад у меня умерла мама. В сентябре диагностировали рак, в конце февраля мамы не стало. А 16 января у нее день рождения. Что подарить человеку, который тяжело и неизлечимо болен? У прекрасных московских поэтов Кукина, Федорова и Гадаева вышел поэтический сборник «Куфега» (название состоит из первых слогов фамилий авторов). Я попросил их всех подписать книгу маме. Мы полетели в Израиль, и мама получила подарок, но читать у нее уже не было сил…

После смерти мамы я в очередной раз говорил с папой, спрашивал, как он себя чувствует, как настроение? Необходимые вопросы, хотя ответы на них заранее известны. И вдруг папа сказал, что взял книгу, которую мы привезли маме. Папа стал рассказывать, что он никогда раньше не слышал об этих поэтах, но стихи ему очень нравятся.

- Я хочу тебе прочесть одно стихотворение прямо сейчас, - сказал папа. Я, конечно согласился. Но я был за рулем, и 3G связь не всегда надежна. Я подумал, сумею ли я прослушать все стихотворение от начала до конца? Вот оно. Прекрасный текст Михаила Кукина:

*Косте Гадаеву

Утром, Костя, на дороге
встретил я, оторопев,
загорелых, длинноногих
на велосипедах дев.

Кудри черные вилися
по плечам и по спине.
Тихо мимо пронеслися,
как видение, оне.

Гром небесный не раздался!
Не ударили в набат!
Только в воздухе остался
парфюмерный аромат.

Я пошел своей дорогой
за бетонку по грибы,
размышляя понемногу
о превратностях судьбы.

Что-то о судьбе я думал.
Что — и сам я не пойму.
Знаешь, этакие думы,
непостижные уму.

Что-то о свободе воли,
о начале всех начал…
А как перешел я поле,
вовсе думать перестал.

Просто шел с пустой корзиной,
с сыроежками двумя,
по лесной дороге длинной,
папироскою дымя.*

Папа читал не торопясь, и было слышно, как он улыбается, какое удовольствие он получает от процесса чтения. Я ехал по московским улицам, а папа из своей комнаты в доме под Иерусалимом читает мне стихи. И я вспомнил, как мы с мамой в детстве, в Пярну, ходили в лес за ягодами. Мы ехали в автобусе, и мама читала нам стихи наизусть. Кажется, первое стихотворение, которое я от нее услышал, была баллада «Вересковый мед». Я помню, как мы подходим к лесу, я держу маму за руку, и слушаю поэзию.

Мамы больше нет, но папа открыл для себя новых авторов, а я –окунулся в теплую волну родительской любви. Мы потом поговорили о каких-то рутинных делах, и разговор закончился. Мессенджер предложил мне оценить качество связи. Качество – прекрасное.

​​«ЖЕНСКИЕ ОБРАЗЫ В…»

Очередная лекция в прекрасном Центре знаний «Машук». На этот раз была женская аудитория и женская тема. И сплошь – слушательницы. Меня попросили сделать разговор о женском лидерстве, и я, как всегда, подобрал литературный и киноматериал.
Но начать я хотел бы не с него.

Еще в школе меня как-то поразило, что нам дают сочинения на тему «Женские образы в романе Лермонтова «Герой нашего времени». Никому в голову не придет говорить специально об образах мужчин. Они как бы по умолчанию. Они существуют и главенствуют. Они и портрет, и фон, и пейзаж. А женщины – какие-то специальные детали на этом мужском полотне. Давайте обратим на них внимание и рассмотрим поближе… Женские образы у Некрасова, Толстого, Достоевского, далее везде. С этим почти ничего нельзя поделать, но задуматься можно. И, кажется, нужно. И в Евангелии, и в конституции у всех равные права и достоинство, но реальные жизненные практики закрепляют другой тренд.

Я собрал очень многообразный киноматериал, и разбил лекцию на несколько тематических блоков. Вот они: «женщина между семьей и работой», «шаг в социум и принятие ответственности», «гордыня и смирение на вершине карьеры», «женская власть над мужчиной», «женщина в водовороте большой истории».

Я не буду перечислять все фильмы, которые я использовал для лекции, но расскажу об актрисах, которые исполняли главные роли: Нонна Мордюкова, Софико Чиаурели, Джулия Робертс, Джулианна Маргулис, Луиза Флетчер, Ангелина Степанова, Линн Коэн.

У любой лекции всегда есть две цели: раскрытие темы и некоторая просветительская миссия, потому что все фильмы, которые я использовал, - это прекрасное кино, и его хорошо бы знать. Слушательницы не только активно участвовали в дискуссии, но и записывали названия картин. Во время лекции я показываю крошечный отрывок, а просмотр целого фильма – это большое событие, если смотреть внимательно и вдумчиво.

В конце разговора было много вопросов. Один мне запомнился больше всех: «Как сделать так, чтобы мужчины смирились и поняли женщину лидера?» Я не стал уходить ни от материала кино, ни от «метода Клейна», ответил: «Я не симпатизирую герою фильма «Служебный роман», потому что он начинает ухаживать за начальницей для того, чтобы ему повысили зарплату. И я не завидую главному герою фильма «Москва слезам не верит». Не потому, что он зарабатывает меньше, чем она, а потому, что это его волнует».

​​ПРАВО НА ОТДЫХ

Многие помнят эту знаменитую фразу Черчилля: «Я всегда следовал правилу: не беги, если можешь стоять; не стой, если можешь сидеть; не сиди, если можешь лежать».

Ясно, что, когда речь идет о виднейшем политическом деятеле 20-го века, писателе, журналисте, ораторе, - когда речь идет о человеке, прожившим долгую, бурную и содержательную жизнь, - ясно, что тут сказано не о безделье. А о чем же? Возможно, об экономии сил, об их правильном распределении. Всегда ли нужны натиск и атака? Всегда ли удар должен быть невероятно сильным?

Как вы уже поняли, у меня опять пример из настольного тенниса. На меня летит мяч, и он достаточно удобный, чтобы его атаковать. Я готовлюсь к удару, опираюсь на левую ногу, приседаю, выталкиваю бедро и тело вверх и бью по мячу. Бью сильно, настолько, насколько могу. Но противник по-настоящему умелый, он ставит блок, мяч обратно ко мне прилетает мгновенно, и я не успеваю его отбить.

В каком-то смысле я сам спровоцировал свой проигрыш. Не рассчитал силы, потратил их и не оставил запаса для следующего удара, для подготовки к следующему мячу.

То же самое часто происходит во время тренировок в бассейне. Я плыву кролем, и в какой-то момент устаю, мне не хватает дыхания, и я… начинаю торопиться, сбиваюсь с ритма и теряю силы еще быстрее. Вместо того, чтобы сосредоточиться на правильных движениях рук, я ускоряюсь, теряю технику, мне сложнее плыть. И в итоге – я задыхаюсь. Меня никто не подгонял ни в первом, ни во втором случаях, но желание что-то сделать сильнее и быстрее – сидит в нас. Зачастую – это ловушка.

Как в знаменитой песне Высоцкого о сентиментальном боксере:

*Удар, удар… Ещё удар…
Опять удар — и вот
Борис Буткеев (Краснодар)
Проводит апперкот.

Вот он прижал меня в углу,
Вот я едва ушёл…
Вот апперкот — я на полу,
И мне нехорошо!*

Это начало песни. А вот ее финал:

*А он всё бьёт — здоровый, чёрт! —
Я вижу: быть беде.
Ведь бокс — не драка, это спорт
Отважных и т. д.

Вот он ударил раз, два, три —
И… сам лишился сил,
Мне руку поднял рефери,
Которой я не бил.*

Мы не бездействуем. Мы рассчитываем силы. И выигрываем.

​​ВЫБОР МИСТЕРА ГОНДО, ИЛИ ПУТАНИЦА С ТЕРМИНАМИ

У великого японского режиссера Акиры Куросавы есть фильм, который в русском переводе называется «Рай и ад». Статья в Википедии об этой картине начинается с того, что это «криминальный триллер», и это очень смешно, потому что это неправда. Т.е. в фильме есть и элементы детектива, и события там происходят ужасные, но дело совсем не в детективном сюжете. Перед нами мощная драма, эпическое высказывание о выборе, который совершает человек, и о его личности.

Все начинается с имущественного спора между акционерами. Главный герой – управляющий обувной фабрики. Он хочет делать хорошую обувь, но качественный товар не приносит большой прибыли. Другие акционеры хотят поменять политику, убрать хозяина и приходят к главному герою, чтобы убедить его проголосовать акциями за смену руководства. Мистер Гондо (это имя управляющего) не собирается переходить на чью-то сторону, а наоборот, сам хочет иметь контрольный пакет акций. Он для этого заложил почти все свое имущество…

Как мы видим, тут нет ни детектива, ни триллера, но вдруг другой жанр буквально врывается в повествование. Неизвестный преступник сообщает по телефону, что украл сына мистера Гондо и требует колоссальный выкуп… В какой-то момент приехавшая полиция хочет поместить красящее вещество в чемодан, в котором будут передаваться деньги. Главный герой достает свой старый чемодан с инструментами, распарывает его, и умелыми руками мастера прячет пакетик краски в ткани.

Мистер Гондо – не просто прекрасный управляющий, он знает, как делать хорошую обувь, он сам ее когда-то делал. Он действительно прошел путь от подмастерья до руководителя большого предприятия. Он просто не умеет и не может производить некачественную продукцию. Это его профессиональный и мировоззренческий выбор. И именно мировоззренческий выбор ему приходится совершать в дуэли с преступником. Платить или не платить? Ведь, оказалось, выкрали не его собственного сына, а сына его шофера…

Если он заплатит, то потеряет не только деньги, но и возможность контролировать фабрику. В каком-то смысле он потеряет все. Но, приняв решение, мистер Гондо уже действует без оглядки. Посмотрите фильм, и вы увидите, как в каждой сцене нам дано единство человека, руководителя и профессионала. Он не просто рискует, не просто ведет бой, он управляет ситуацией настолько, насколько ей можно вообще управлять. Он не теряет спокойствия. Еще недавно он поставил все, чтобы приобрести контрольный пакет акций, а сейчас он делает все, чтобы спасти чужого ребенка и поймать преступника. Личная жизнь и бизнес переплетены. Человек превращается в вектор, в стрелу, и решает проблему. Полиция не гарантирует ему победы, но это не останавливает мистера Гондо. В результате преступник пойман. И главный герой уволен с фабрики. Он больше не управляющий. Он начинает все заново. Делает обувь в небольшой компании. Но ни о чем не жалеет. Потому что он справился, и в этом смысле выиграл.

В бизнес-школах очень любят термины «турбулентность» и «управление изменениями», и это очень смешно, потому что неправда. Нет, конечно, есть и турбулентность, и неизвестность, и даже изменения налицо. Но на самом деле перед нами не турбулентность, а катастрофа, не изменения, а ад. И нужно иметь образ рая в душе, чтобы этому что-то противопоставить. Интересно, говорят ли о рае в бизнес-школах?

Это фирменный камерный, как бы беспристрастный стиль Трифонова. Это мужество и цепкость писательского взгляда на жизнь. Выхвачено трагическое событие из жизни человека. Обыкновенного человека. Любящего. Страдающего. Борющегося. Сам рассказ – это акт беспримерной эмпатии. Надя, героиня рассказа не умеет, не может выкинуть из головы и сердца детали, из которых состоит ее жизнь, писатель видит человека на фоне этих деталей, фактов, штрихов. Описывает личность, которая почти сливается с фоном обстоятельств. Почти. Человек не тонет в обстоятельствах, не сводится к ним, не сливается с ними.

Писатель как спасатель вылавливает личность из «житейского моря» быта и горя, предательства и хороших воспоминаний, обязанностей и одиночества. Вылавливает, значит обращает внимание. Восстанавливает человеческое достоинство. Сочувствует. Мы читаем рассказ. Мы и Надя, и ее мама, и праздные люди на поминках. И коллеги, которые фальшиво или искренне выражают сочувствие. Мы пропускаем в себя горе. Небольшую дозу. И, может быть, становимся чуть сильнее и чуть добрее. Может быть.

ПРИВИВКА ГОРЕМ. ПРИВИВКА ОТ ГОРЯ

Есть произведения, в которых сплошное горе. Неизбывное. И при этом будничное, обыкновенное. Таков рассказ Юрия Трифонова «В грибную осень». Я специально не использую эпитеты «сильнейший» или «мощный» в отношении этого рассказа. Юрий Трифонов – один из моих любимых русских писателей, и этим все сказано.

Сюжета почти нет. У Нади умерла мама. Сцена смерти. Переживания. Поминки. Жизнь после. Все.

«Хромая от острой боли в ступне, она бросилась к двери, ведущей в комнаты: кухня была пуста, печка не горела, возле печки на железном листе, прибитом к полу, валялись лучинки и кусок полуобгоревшей газеты, в следующей за кухней комнате в странной позе на полу, прислонившись к краю кушетки и запрокинув голову, сидела Антонина Васильевна. В ее глазах оставалась жизнь. Антонина Васильевна ждала Надю, чтоб умереть. Но Надя осознала это позже, а в тот миг, когда она увидела мать сидящей на полу, когда бросилась к ней, нагнулась, упала на колени, обняла ее за плечи, закричала: «Мама, я здесь! Я сейчас!» - когда оглядывалась по сторонам незрячим взором, ища что-то, еще в тот миг не определенное сознанием, но смертельно нужное, лекарство, или стакан воды, или книжку с адресом доктора, живущего на 3-й линии, который уехал в Серпухов, - господи, он же уехал позавчера в Серпухов! - она все делала, повинуясь какой-то темной, надземной силе, возникшей внезапно, как ураган, которая с этого мига овладела ею».

Упоминание о матери Нади появляется в конце первого предложения, как будто автор вместе с героиней боятся обнаружить тело, встретиться со смертью: дверь, кухня, печка, газеты и только потом - мама, которая сидит в странной позе и умирает. И тут же избыточная, не нужная уже, подробность: врач, уехал в Серпухов. Какая разница, куда он уехал, но человеческая память помнит эту деталь, невозможно все забыть разом, нет сил перестать жить и выкинуть все лоскутки жизни, которые сейчас оказались лишними. И дальше весь рассказ строится как монтаж чего-то важного, сущностного и вот таких лоскутков быта, пошлости и равнодушия окружающих. Хотя равнодушие – это не деталь, а то, что ранит больнее всего.

Вот приехал то ли друг, то ли любовник и неудачно пошутил. Вот он привез с собою приятеля, который ведет себя бестактно. Вот Надя почему-то думает несколько секунд о музыке из портативного радиоприемника, который прохожий несет по улице. Вот поминки, и разговор о метраже квартиры, о грибах…

«Была еще одна женщина, которую Надя не знала по имени: она когда-то работала с Антониной Васильевной в артели, красила шелковые платки. Эта женщина пила водку наравне с мужчинами и несколько раз порывалась рассказать, какая прекрасная была эта работа - красить на дому шелковые платки анилиновыми красками - и как выгодно за нее платили. Была там еще Лариса, Надина подруга, и Левин, которые раньше не были знакомы, но сегодня, в крематории, нашли друг друга и весь вечер разговаривали вдвоем. Но почему же они не уходят? Уже одиннадцать часов».

Рассказ по-настоящему страшен тем, что в финале ничего не происходит. Надя пропускает один рабочий день, устраивает детей в новый детский сад и приходит на работу:

«На работе Наде выражали сочувствие, каждый по-своему. Знакомая старуха гардеробщица сказала Наде: «С печалью тебя!» Одни целовали ее, и Надя даже видела мелькавшие на миг слезы, другие молча трясли руку, а некоторые просто смотрели чуть пристальней обычного Наде в глаза, стараясь что-то понять. Были и такие, которые делали вид, будто ничего в Надиной жизни не произошло. Одна женщина сказала, что Надя за эти дни заметно похудела и что ей так гораздо лучше».
Продолжение ⬇️

В новом выпуске #спросиуклейна отвечаю на вопрос "Зачем нужны корпоративные читательские клубы?" Если вы только стоите на пороге создания такого клуба в вашей компании и не знаете какой формат встреч лучше выбрать, какие произведения отобрать для обсуждения, на что делать акценты, кого из современных поэтов и писателей стоило бы пригласить, напишите мне (контакты в описании канала). У нас есть большой опыт создания и проведения читательских клубов в разных корпорациях

​​БРОДСКИЙ, ПАСТЕРНАК, ХОДАСЕВИЧ И ДРУГИЕ ПОРТНЫЕ БЫТИЯ

Конечно, Ходасевич должен быть первым в названии, потому что он умер во Франции в 1939 г., а Бродский родился на год позже – в Ленинграде, но культура не хронологична, или у нее своя, особая хронология. Бродского я прочел раньше Ходасевича и, как и очень многие, влюбился в его знаменитую «Большую элегию Джону Донну». Бесконечные перечисления вещей и сущностей, убаюкивающая музыка огромного, кажущегося бесконечным поэтического текста, невероятная сложность и предельная простота разговора о жизни и смерти:

Джон Донн уснул, уснуло все вокруг.
Уснули стены, пол, постель, картины,
уснули стол, ковры, засовы, крюк,
весь гардероб, буфет, свеча, гардины.
Уснуло все. Бутыль, стакан, тазы,
хлеб, хлебный нож, фарфор, хрусталь, посуда,
ночник, бельё, шкафы, стекло, часы,
ступеньки лестниц, двери. Ночь повсюду.

Больше всего меня всегда цепляли (и до сих пор цепляют) следующие строки. Это уже конец элегии, перечисления кончились, в тексте проступает то ли вывод, то ли полет. Полет начинается после долгого разбега, то ли что-то важное родилось из груды нужных-ненужных деталей. Вот эти строки:

Подобье птиц, и он проснется днем.
Сейчас — лежит под покрывалом белым,
покуда сшито снегом, сшито сном
пространство меж душой и спящим телом.

Невероятный образ: снег как нить, которая сшивает небо и землю, тело и душу. Ясно, что в каком-то смысле, это и цитата из Пастернака, из его знаменитого: «Снег идет…»:

Снег идет, снег идет,
Словно падают не хлопья,
А в заплатанном салопе
Сходит наземь небосвод.

Та же идея: соединить небо и землю, сшить то, что разъединено. Снег – это нить. Но где иголка и кто портной? А вот:

На чье бы колесо сих вод не лить,
оно все тот же хлеб на свете мелет.
Ведь если можно с кем-то жизнь делить,
то кто же с нами нашу смерть разделит?
Дыра в сей ткани. Всяк, кто хочет, рвет.
Со всех концов. Уйдет. Вернется снова.
Еще рывок! И только небосвод
во мраке иногда берет иглу портного.

«И только небосвод во мраке иногда берет иглу портного». Давайте вдумаемся или просто представим себе, что тут написано. Небосвод, т.е. Бог(?) «берет иглу портного», приходит на помощь тогда, когда уже все потеряно, порвано. Разрушено. Берет иногда. Сшивает и, может быть, опять выпускает процесс бытия из рук, и потом снова подхватывает, помогая человеку в беде.

Точно такой же образ есть у Ходасевича. Стихотворение «Без слов» короткое, и я приведу его полностью:

Ты показала мне без слов,
Как вышел хорошо и чисто
Тобою проведенный шов
По краю белого батиста.
А я подумал: жизнь моя,
Как нить, за Божьими перстами
По легкой ткани бытия
Бежит такими же стежками.
То виден, то сокрыт стежок,
То в жизнь, то в смерть перебегая…
И, улыбаясь, твой платок
Перевернул я, дорогая.

У Ходасевича: «то виден, то сокрыт стежок». У Бродского: «уйдет, вернется снова». Разные поэты, разные стили и приемы, но образ один и тот же. Божья игла портного и нить человеческой жизни. Человек оставляет свой собственный стежок на ткани общего бытия, он все время перебегает из жизни в смерть и обратно. Лирический герой Ходасевича переворачивает ткань. Возможно, он не боится смерти. Возможно он понял, что смерть – не конечная остановка.

Возможно, поэзия нужна для того, чтобы сшить расходящуюся ткань жизни. Возможно, читая стихи, мы наблюдаем за работой портного. Или сами становимся портными для самих себя. И уже не различить, где снег, где нить, где стихи. Мы начинаем чувствовать единство мира. Как у Пастернака:

Снег идет, густой-густой.
В ногу с ним, стопами теми,
В том же темпе, с ленью той
Или с той же быстротой,
Может быть, проходит время?
Может быть, за годом год
Следуют, как снег идет,
Или как слова в поэме?