Cвязью с людьми мы обязаны лишь своим собственным усилиям: стоит перестать писать или говорить, стоит обособиться, и толпа людей вокруг вас растает. Большая часть из них на самом деле готовы отвернуться от нас (не из злобы, а лишь из равнодушия), а остальные всегда оставляют за собой право переключить своё внимание на что-нибудь другое.

Альбер Камю "Записные книжки"

У меня никогда не бывает ничего интересного. Вот я и молчу.

А. Камю "Посторонний"

Когда в некоторых ситуациях на вопрос, о чем человек думает, следует ответ: "Ни о чем", - это может быть и притворством. Любящие друг друга люди хорошо об этом знают.

А. Камю "Миф о Сизифе"

Скажу лишь, что я был неопытным в чтении, как и многие здесь (несмотря даже на то, что много читал) и, наверное, мне нравились плохо переведенные книги, но я не разбирался в этом, поэтому оставался доволен. Теперь же, я просто не могу к этому спокойно относиться, особенно, когда издеваются над моими любимыми авторами, которые заслуживают полного и безоговорочного уважения.

Если вы уже прочитали этот роман Камю в переводе, который мы разбирали, и вам он понравился - ничего страшного. Немного побольше углубитесь в язык, изучите его принципы и тогда вы сможете с легкостью определять плохие и хорошие переводы. Но даже того, о чем я написал достаточно для понимания сути.

Сравните перевод "Постороннего" Норы Галь и этот перевод "Счастливой смерти". Вы увидите разницу, как тонок и при этом четок перевод Галь, и как ужасен перевод Чушкуновой.

Очень жаль, что такую книгу испортили переводом. Дочитал ее только из уважения к Альберу Камю, но впечатление испорчено.

(А теперь посчитайте, сколько я использовал причастных и деепричастных оборотов в этих постах [за исключением того прекрасного отрывка с прокладкой]. Много? Вот то-то!)

Так переводить нельзя! Часть 3

Идем дальше. Глава 4:
"Поток воды, словно густое растительное масло заливавший стекла, гулкий удаляющийся стук лошадиных копыт, более ясно различаемый теперь, чем грохотание повозки, глухой и настойчивый шум, производимый дождем, – все это плюс человек-обрубок возле огня и тишина в комнате обретало лицо прошлого, чья меланхолия проникала в сердце Мерсо подобно тому, как незадолго до этого поступали вода в его легкие туфли и холод в его тело, плохо защищенное тонкой материей".

Я не буду повторяться здесь про обороты, вы и так их видете (подчеркнул). Теперь надо немного поговорить о лексике, о несоответствии ее с авторским стилем, действием и временем в произведении и с типом текста.

Мы уже сказали, что это художественный текст. Тогда какого черта здесь есть словосочетание "производимый дождем". Это художественный текст, а не инструкция, статья по технике или статистические данные. Как может дождь ПРОИЗВОДИТЬ шум? Это двигатель, машина? Дождь может лить, капать, а шум может быть слышен, когда капли дождя стучат по крышам, к примеру, или когда они разбиваются о листья. Можно и получше изобразить, но ни в коем случае не так.

Потом еще, к чему этот "человек-обрубок"? Зачем Татьяна написала о себе? Ой, точно это же Загрей. Хотя, Татьяне, как переводчику, такое определение больше подходит.

Это было лирическое отступление, конечно, но перевод изобилует такими никчемными, бесформенными словами (которые как бы ни хотелось, не подходят под стиль Камю).

Вот еще пример, с разницей в страницу используется одно и то же слово, но в разных контекстах. Не томить? это слово "подкладка". Останоситесь и представьте себе, что такое подкладка, затем найдите в интернете картинки с этим словом. Ну, что имеете предствление, в каком контексте наш "гениальный" переводчик использует это слово? А она умеет очень тонко вклинивать, впихивать такого рода слова)
Мерсо говорит: "Когда я взираю на свою жизнь и ее потаённую ПОДКЛАДКУ, то испытываю такое ощущение, будто внутри меня дрожат слезы".
Ну что? Сильно? Вы все представили ту самую подкладку, которая где-то там в жизни главного героя существует, на которую он ВЗИРАЕТ (все же так говоря. Между прочим, это прямая речь) и на его глазах проступают слёзы?

А теперь через страницу: "Было похоже, что ночь растеряла всю свою ПОДКЛАДКУ из туч и засияла присущим ей спокойным бласком".

Подкладка из туч, подкладка судьбы....Ох уж эти подкладки, не дают покоя. Осталось только прокладку использовать (и нет это не пошло, я же говорю не про гигиеническую прокладку, а про ту самую единственную и неповторимую прокладку, которая, промелькнув, утопая в душах, затаенных осознователей жизни, пывается понять, запрыгнув в разум, отражавшийся в судьбах вселенной, свое истинное место во вселенной, сопровождаемой безмолвным богом, ожидающим, когда человек, поняв, что он может большее, наконец поймет, осознав всю сущность своих возможностей). Ну, вы поняли, я надеюсь вас объял тот самый экзистенциальный холод, который, конечно, пронзил вас и во время прочтения "Счастливой смерти" в переводе Татьяны Чугуновой.

Но, вернемся, к пошлой действиельности и поговорим про подкладки. Все бы ничего, но они по контексту не подходят. Подкладку души или судьбы не возможно представить от слова совсем, а во втором случае нельзя было покрасивее написать? У неба подкладка из туч? Серьёзно? Но самое главное, что одно и то же слово не подходит ни там ни там, но используется и там и там (в совершенно разных контекстах и выбор слова неоправдан).

Я не буду дальше разбирать и приводить никчемные примеры бездарного переводчика. Добавлю лишь, что там еще полно замен глаголов (а мы помним о их важности) на существительные. Это вдвойне, втройне губит язык.

Даем Татьяне Чугуновой оценку: переводческая бездарина. Если кто-то сомневается в адекватности моего мнения - почитайте этот перевод. Вы все поймете сами.

Самый известный роман Камю могли и не опубликовать

В 1941 году Камю решил отправить из Алжира свой роман "Посторонний" во Францию писателю Андре Мальро. Тот был впечатлен и решил опубликовать роман, но не мог, поскольку бумаги для печати книг просто не было. (Вторая мировая война сильно ударила по Франции, и повсюду был дефицит). Дошло даже до того, что Мальро просил прислать Камю бумагу из Алжира, чтобы опубликовать книгу.

Но в итоге Мальро все-таки удалось раздобыть достаточно листов, и книга была напечатана тиражом 4000 экземпляров.

Уже в наше время продано свыше 10 млн копий "Постороннего". Единственная французская книга, которая разошлась большим тиражом - "Маленький принц" Антуана де Сент-Экзюпери.

Нобелевскую премию Альберу Камю вручили за «огромный вклад в литературу, высветивший значение человеческой совести».

Камю "отменили" в Алжире и Франции

Камю родился и до 27 лет жил в Алжире. Он всегда резко критиковал колониальную политику, которую Франция вела в Северной Африке, но никогда не поддерживал выступления местных мусульман за независимость страны из-за жестоких методов их революционной борьбы. «Прямо сейчас вы взрываете бомбы в трамваях. Моя мать может быть в одном из этих трамваев. Если такова цена независимости, то я лучше предпочту свою мать», — сказал писатель во время одного из своих выступлений. Из-за подобных заявлений французы и алжирцы до сих пор с большой опаской организуют мероприятия, связанные с личностью и творчеством Камю.

«То, что его день рождения не стал национальным праздником, естественно; власть имущие во Франции никогда не любили Камю, и он ненавидел тех, кто находится у власти. Отец всегда говорил, что служит тем, кто пострадал от истории, а не тем, кто ее творил, — вспоминала в интервью журналу The Guardian дочь философа Катрин. — Во многих отношениях Камю по-прежнему остается во Франции чужаком, “посторонним”. Меня удивляет, что министры не понимают, сколько всего Камю сделал для страны. Я горжусь им и тем, какой он показывал Францию в своих книгах».

В течение тысячелетий мир был похож на те полотна худож­ников эпохи Возрождения, где одни люди на холодных камен­ных плитах страдают от пыток, а другие с великолепным безраз­личием смотрят вдаль. Число людей "бесчувственных" было головокружительно огромным по сравнению с числом людей сочувствующих. История кишела людьми, не сочувствовав­шими несчастьям других людей. Подчас приходилось плохо и "бесчувственным". Но и это случалось в обстановке всеобщего безразличия и не меняло дела. Сегодня все делают вид, что полны сочувствия. В залах дворца правосудия свидетели внезап­но обращают взор в сторону бичуемого.

А. Камю "Записные книжки"