Зашли в ереванское кафе с другом из России. Задача стояла простая: заказать кофе. Я говорил по-армянски, мой друг по-английски, официант - по-русски.

Первый год все спрашивали: «Ну что, нравится вам в Армении?». И с одной стороны, им очень хотелось услышать, что нравится, а с другой, в этом слышалось огромное недоверие. Что-то вроде: у нас очень тяжелое положение, мы видим все проблемы, что тут может нравиться иностранцу?
А мне все нравилось. Потому что очень не нравилось там, откуда я приехал сюда.
Я помню, как в 2009 году в Москву прилетел русский американец, парень, родившийся в семье эмигрантов. Он был у меня дома, и я тоже спросил его: «Нравится Москва? Остаешься?». Он сказал, что здесь огромные возможности для бизнеса, больше, чем у них там, потому что нету никаких ограничений, делай что хочешь. Под бизнесом он имел в виду, видимо, грабеж наивного населения. Так вот, возможностей много, но он боится получить нервное расстройство и приобрести преждевременные морщины. И уехал в Китай.
Лично я не боюсь преждевременных морщин, посмотрите на мою фотографию. Но, по-моему, это как-то связано между собой: возможности для бизнеса и морщины у населения.
А спустя примерно год стали спрашивать, что не нравится. Да, да, мы понимаем, что вы хотите сделать нам приятное, но скажите честно, что плохо. Меня тоже спросили.
Я хотел сказать, что слишком много московской сволочи и московских проектов, если бы не это, можно было б отлично жить. Но постеснялся и начал медленно, осторожно, как по минному полю:
— Да вот знаешь, иногда такси приезжает не туда, куда надо, очень плохо работает навигатор…
Как он обрадовался!
— Я же говорил, что эта страна безнадежна! Мы на краю пропасти!

Меня спрашивали об этом недавно бельгийцы: "Если вам так важен Израиль, почему вы там не живете?".
На это трудно ответить, хотя за пределами Израиля живет больше евреев, чем внутри, так сложилась история. Две тысячи лет у этого народа не было своей земли, своего государства. И с армянами похожая ситуация.
Люди отвыкли, люди сформировались иначе, у кого-то взгляды другие. Да и вообще есть вещи, которые ты просто не выбираешь. У меня и к России большие вопросы, хотя я прожил там всю жизнь. Я не живу в стране, дороже которой у меня ничего не было, а вы говорите: Израиль.
Но где бы ни находился еврей и какие гадости он ни говорил бы про государство Израиль, для него, для нас, для всех очень важно, чтобы эта страна продолжала существовать. Это страна-шелтер, страна-убежище. Если бы она возникла совсем чуть-чуть раньше, шесть миллионов человек остались бы живы.
И ты можешь сколько угодно не соглашаться с его политикой, тебе могут быть даже неприятны эти люди, но как сказал один мой американский друг:
- Ребята, берегите Израиль, нам еще придется туда бежать.

Еврейская община в Ереване

Я, видимо, настолько примелькался в Ереване, что со мной начали здороваться нищие. И не абы какие, а нищие у отеля "Мариотт", это уровень.
Рука тянется ко мне ладонью вверх в просительном жесте. Потом ладонь поворачивается на 180 градусов, сгибается локоть, и он говорит: "Привет!".
Я смотрю на него вопросительно. Это мне?
Он кивает: а кому же еще?
Но так поступают не только нищие.
На заре эмиграции мне в центре постоянно попадался один странный мужик. Он шел навстречу, не сворачивая, дружески улыбался, потом лез жать руку и обниматься.
"Какая все-таки прекрасная страна!" - думал я. В Москве если бы такой подошел, я бы сразу сказал, что он псих. Нормальный человек просто так тебе улыбаться не будет. Ни с того ни с сего. Или второй, более вероятный вариант - мошенник. Они подходят, знакомятся, цепляются языками и разводят на деньги. Либо так жарко обнимают, что вытаскивают у тебя из кармана бумажник. Выбирают как правило приезжих. Местных разводить бессмысленно и опасно.
И вот проходит год или полтора. Я регулярно встречал его в городе, недалеко от того места, где мы увиделись первый раз. Теперь я точно знал, что это разводила, мне сказали. Причем не очень умелый, робкий. В первый раз он, видимо, просто постеснялся меня обуть. Мне хотелось сказать ему: "Что ж ты делаешь? Ты дурак?". С такой профессией надо все время менять локацию. Иначе, как говорил Бендер, "вы примелькаетесь и вас начнут бить".
Примерно так же ведут себя русские оперативники. Мне кажется, уже полгорода их знает в лицо.
И вот мы встречаемся, смотрим друг на друга. Он смотрит на меня, я смотрю на него. Я знаю, кто он. И он знает, что я знаю. А я знаю, что он знает, что я это знаю.
Обниматься не лезет, даже руки не протягивает. Лучезарная улыбка исподлобья.
- Привет, дорогой! Барев!
Это еще кто кому примелькался.

К предыдущему:
Вот какие вопросы я собираюсь задать Вартану:
1. Были классические старые диаспоры: русская, армянская, еврейская, украинская. Но события последних лет смешали все прежние представления. Когда люди под давлением обстоятельств бегут из страны, как это делала белая эмиграция в 1917 году, и больше никогда в нее не возвращаются — это одно. Тут понятное отношение к стране исхода. Экономическая миграция, в поисках работы и лучшей жизни — это тоже можно понять. Зачем возвращаться, если там хуже, а тут лучше? Но наша миграция – странная, гибридная. Мы уехали и как будто не уехали. Люди периодически ездят домой, люди общаются с оставшимися, сдают квартиры, ведут бизнес, погружены в повестку страны, где они уже не живут. И даже далеко не все придерживаются политических взглядов, не позволяющих жить в России. Как все это назвать и объяснить?
2. Принято считать, что диаспоры держатся вместе и проявляют солидарность, потому что у людей общее прошлое и общие ценности. Сейчас это не всегда так. Представление о будущем страны исхода у нас у всех разное. Оно было разным и до эмиграции. Воцерковленных мало, ценности разные, у многих их нет вообще. И даже насчет прошлого нет консенсуса. На каком клее может держаться это сообщество? Только на языке?
3. Почему взгляды людей в эмиграции так меняются? Русская эмиграция, скажем, традиционно правая ("правее нас только стенка"), часто требует резких мер, крови, запретов. Но ведь на родине эти люди были либералами и требовали свобод.
4. Очень важный фактор – война. Мы знаем, что диаспоры и меньшинства часто поддерживают власть страны, где живут. Просто из чувства самосохранения. Но вот, допустим, армяне живут и в Украине, и в России. И тут очень жесткий конфликт интересов. Таких примеров немало.
5. За последние полвека мир стал иным. Интернет, быстрые перелеты, мультикультурализм. Есть ли в этой ситуации вообще смысл интегрироваться? Есть, например, такой прогноз относительно русской эмиграции. Это будет летучее международное сообщество с тесными виртуальными связями. Люди будут постоянно перемещаться из страны в страну в зависимости от рабочих контрактов. Это правильная стратегия?
6. Можно ли вообще пускать корни в этой ситуации, когда будущее непредсказуемо? Мы не знаем, как завтра будет выглядеть карта мира, не знаем, в какой стране начнется очередная война. Все это похоже на период между двумя Мировыми. С одной стороны, его принято называть прекрасной эпохой. С другой – это эпоха в ожидании катастрофы.
Я понимаю, что все это очень спорно, для того и дискуссия. Приходите, поговорим и поспорим.
4 сентября, 19-00
кафе Tumanyan's ART / Թումանյան'ս ART
Ул. Московян, 6/7
Вход свободный