Отличить среди коренных москвичей притворяющегося таковым иногороднего шпиона очень просто — покажите ему сталинскую высотку.
Москвич задумается, пытаясь по толщине шпиля и количеству башенок определить, жилой ли это дом на Котельнической набережной или гостиница «Украина».
Самозванец весело усмехнется и скажет, махнув рукой:
«Чего тут сложного? Это ж МГУ!»

Друзья знают, что я никогда не напиваюсь до бессознательного состояния, и не потому что я боюсь потерять лицо.
Здесь дело гораздо хуже: волею случая и удачных знакомств у меня есть номер мобильного телефона Рэйфа Файнса, и в то время, пока другие девушки, напившись, начинают звонить своим бывшим, я не могу гарантировать, что, приняв лишнего, не начну трезвонить этому красивому британскому мужчине, любящему Россию, с вопросами, почему мы еще не женаты…

Диалоги на переменах на наших Высших режиссерских курсах по абсурдности напоминают иногда сценарии Тарантино:

Пришла я сегодня на учебу в шубе — ну а что? Холодно в Москве, к тому же, первый снег выпал.
— А из кого у тебя шуба? Из кролика? — спросил одногруппник,— Если из кролика, значит, из Рекса.
— Почему из Рекса? — не поняла я.
— Порода так называется. Кролик из Рекса. Так из кого шуба-то?
Я на секунду задумалась.
— Из Ибсена.
— Не понял, — хмыкнул он.
— Что ж тут непонятного, — заключил проходящий мимо профессор, — Норка — это из пьесы Ибсена.
— Так она, значит, Нора, а не Норка, если из пьесы, — попытался обидеться уязвленный одногруппник.
— Тогда Рекс твой – не кролик, а кроль, — заключила я.

Вот, значит, и поговорили.

Уровень самооценки, к которому я стремлюсь.
———
«Рецепт ее молодости»
1983 год

Моя любимая богемная история, связанная с игравшей вчера на всех концертах песней Пахмутовой «Нежность», это премьера фильма Тодоровского год назад в «Октябре», где мы с подругой оказались в одной компании с Никитой Ефремовым, и она, неугомонная, хорошо с ним общающаяся, дурным фальцетом пела ему на ухо «Опусте-е-е-ела без теб-я-я-я земл-я-я-я…» на тех моментах фильма, где Никита, прямо как его легендарный дед в «Трех тополях на Плющихе», ехал за рулем в проливной дождь. А моментов таких было три, как минимум.
Я краснела, Никита бледнел, подруга веселилась как не в себя и запивала попкорн шампанским.

Мне сегодня написали, что герои «Времен вишен» имеют «жуткие лица, вызывающие хтонический ужас» и говорят «скучнейшими диалогами, которые невозможно читать».

Что ж, к счастью, я — автор-садист, который не щадит своих любимых читателей, так что вот вам еще одна глава этого «хтонического ужаса» про венгерских чертей 🖤

Читать главу можно традиционно на Mangalib
(https://mangalib.me/vremena-visen/v1/c8?ui=9783159&page=1)

И на Acomics
(https://acomics.ru/~Vishni/49)

Мотыльков:
Вот вам принесли обломки меня.
Смерть молчит над кроватью моею… *И разве без радости вы, без огня
В безмолвной схватке встречаетесь с нею?
И разве вы в такие моменты
Не ощущаете времени бег?

Доктор Черных:
Я не дискутирую с моими пациентами,
Я их режу, молодой человек.*

Виктор Гусев
«Слава»

С наступлением холодов мой сосед-француз чудесным образом превращается из стильного европейского мужчины, будто со странички Пинтереста, в шерамыжника — по крайней мере, в парке, на прогулке с собаками, он явственно выделяется среди обилия черных капюшонов своей гордо поднятой, обвязанной цветастой шерстяной шалью, как у беженца, головой.
«Я за 15 лет в этой стране всё лучше и лучше понимаю, как вы победили Наполеона» — периодически сообщает он мне, когда мы пытаемся разнять собак (его сеттер всегда дерётся с моим бассенджи, это — закон мироздания).
Я как-то хотела ему сказать, что, мол, текстильный прогресс шагнул дальше павлопосадских платков, и можно найти что-то поприличнее, а потом взглянула в свое отражение в витрине — на разные полосатые носки, на дурацкую шапку под тремя капюшонами, на погрызанный с краев собакой шарф, — и, знаете… передумала.