Русскую литературу можно любить за многое, но в плане точных сведений на неё лучше не полагаться.
Уже три с половиной месяца живу в Германии, и ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь воскликнул «Пфуй!»

Были сегодня с Ариной в садике. Он немецкий. В Германии случай нередкий, но тут тотально. То есть нет вообще никого, ни среди воспитателей, ни среди детей, кто говорил бы не по-немецки.

Сегодня была какая-то репетиция Хэллоуина. Дети и некоторые родители нарядились. Особенно понравился костюм гонщика-зомби, в котором, вываливая язык, щеголял мальчик. А одна мама оделась сантехником, что в сочетании с немецким языком навевало неуместные в саду ассоциации.

В перерыве между конкурсом костюмов и дискотекой присел перекусить с другими детьми. Не то чтобы я очень любил садики, просто Арине пока сложно одной.

Мальчик в костюме Дарта Вейдера спросил, знаю ли я немецкий язык. Нет, говорю, не знаю. А как же, спрашивает, ты тогда понял, о чём я спросил? Этот вопрос поставил меня в тупик, но тут подбежал другой мальчик, похожий на маленького Виктора Цоя, и громко крикнул: Си! Отбежал, потом вернулся и крикнул: Но! Он думает, что ты итальянец, объяснил Дарт Вейдер. Тут началась дискотека.

В первую минуту Снифф испугался. Небо было совсем черное, а звезды огромные и мигали, будто живые. А где то далеко далеко между ними сверкало что то вроде злобного красного глаза.

- Это комета? - шепотом спросил он.

- Да, это она, - ответил профессор.

- Но она совсем не двигается, - озадаченно проговорил Снифф. - И я не вижу у нее никакого хвоста.

- Хвост позади, - объяснил профессор. - Она несется прямо на Землю, вот и кажется, что она неподвижна. Но она с каждым днем будет расти и расти.

- А когда она долетит до нас? - спросил Снифф и, замирая от ужаса, снова посмотрел в телескоп на маленькую красную искорку.

- Согласно моим расчетам, комета должна коснуться Земли вечером седьмого октября, в восемь часов сорок две минуты или, возможно, на четыре секунды позднее, - ответил профессор.

- И что тогда произойдет? - спросил Снифф.

- Произойдет? - удивленно переспросил профессор. - Над этим я не задумывался. Во всяком случае, я подробно опишу ход событий.

Смолл-ток по берлински.

Ходил на днях на встречу Ольгой Романовой. Не личную — в мансарду в районе Митте набилось много желающих послушать про Русь сидящую, мне буквально достался последний стул. А Ольга не скупилась на живописание ужасов из профессиональной сферы — в какой-то момент кто-то в зале даже начал нервно хихикать, а скоро и просто неприлично хохотать. А там вообще смешного мало рассказывалось, хотя докладчице не откажешь в умении даже кошмары подавать иронично.

Кстати же, зашла речь и про Беркович-Петрийчук. «Вы знаете, что такое "отдуплиться"?» — спросила Романова. А значит это — получив срок, осознать и принять это событие. И вот, судя по последнему письму и оптимистичной поговорке «тюрьма не могила, срок не резина» — Женя «отдуплилась».

Ну, а после все пошли на крышу — как-то подышать, выпить пива. Отдуплиться. В небе уже догорел закат, и между домами зажглась телебашня, а внизу, во дворе дома, дубасили басы какой-то вечеринки. Я стоял и думал: снять башню в сториз или не надо? Подумают ещё, что я дикий, это же как Красную площадь фотографировать. Но я ведь и правда дикий, и мне хочется.

Мои мучения прервал совершенно незнакомый парень:

— Вы не знаете, что это там за вечеринка? Будь здоров хреначит, а это жилые дома. Нормально жильцам вообще? А я тоже на Романову ходил, хотел её спросить, как она думает — кто больше стукачи: наши или немцы? А потому что я здесь столкнулся, да! Вот прямо с желанием сжить меня со света. Одна дама тут такая нашлась, немка. Хотела меня уничтожить. И хрен её знает, за что. Да ну какой харассмент! Несколько дней с ней трахались, всё нормально было. А потом вдруг выяснилось, что это, оказывается, не по обоюдному согласию! Ну нормально? Сама же меня звала — а потом в суд на меня, нормально? Ну сейчас уже ладно, мне адвокат сказал, что точно ничего не будет, нет у неё доказательств. Но сам факт! Я всего год в Берлине, а уже обвиняемый в сексуальном поступлении! Классно, да?

— Очень. Попробуйте сообщать это сразу при знакомстве.

— О, думаете, зайдёт? Так, ща!

Он подошёл к какой-то девушке и сказал:

— Эй, привет! Тут такая история: меня обвиняют в сексуальном преступлении. По-настоящему, в суде!

— Ого! Вау! А как это?

— Короче, история такая…

Тут я решил, что мне пора.

Когда-то давно казалось: нет благородней философского принципа nil admirari — истинный философ ничему не удивляется, ну разве что вздёрнет саркастическую бровь и скривит сардонический рот.

Надо было дожить до сорокета, чтобы не шутя начать удивляться едва ли не всему на каждом буквально шагу. И тому, что можно пить воду прямо из крана, и тому, что по большому городу бегают зайцы, взбрыкивая пушистыми жопками с белыми хвостиками, и тому, что людей на виду у всего мира сажают ни за что в тюрьму, и тому, что мир от этого не переворачивается вверх дном (хотя это как посмотреть).

Я удивляюсь мужеству Жени Беркович и Светы Петрийчук. Я бы не смог так смотреть, так улыбаться, так писать. Пока есть такие удивительные люди, у этого уголка вселенной ещё есть надежда.

? Philippenzo: «После спецприемника моя карьера растет уверенно»
Почитайте интервью «Волны» с художником, автором работы «Изроссилование», чья выставка пройдет в Будве в это воскресенье, 14 июля.

Год назад в Москве появилась очень смелая и оттого наделавшая много шуму работа «Изроссилование». Ее автор Philippenzo сначала уехал в Грузию, но вскоре вернулся — и был задержан в аэропорту на 15 суток. В этом году он стал одним из участников резиденции Марата Гельмана «Новоризница» (интервью о ней читайте здесь). Итоговая выставка Philippenzo пройдет 14 июля в Montenegro European Art Community. Начало в 21:00, вход свободный.

«Волна» поговорила с художником.

Могли бы вы кратко пересказать ваш маршрут из люберецкого спецприемника в черногорскую резиденцию «Новоризница»?

Не то чтобы я ехал сюда прямо из спецприемника, но если брать всю траекторию — выйдя из спецприемника, я еще несколько дней погулял по Москве с мамой, проводил ее в Волгоград, порисовал в студии. А потом ко мне пришли с обысками. Меня все это время, видимо, пасли. Я уехал сначала в Ереван, оттуда в Вильнюс, в котором сейчас и живу. А уже оттуда доехал до Черногории.

Может, я что-то путаю, но кажется, на этом маршруте была еще одна точка — Донбасс.
Да, он был как раз перед Черногорией. Спецприемник стал для меня мощным творческим бустом, на этом топливе я создал потом все нынешние работы. Но в Ереване я ничего не создавал — видимо, не хватало определенности. Уже в Вильнюсе я нарисовал две картины, одной из которых стала «Русская радуга». А потом поехал на Донбасс, где сделал первую после «Изроссилования» уличную работу «Баю-бай (или Сладкий сон оккупанта)».

Вы говорили, что отъезд из-за преследований стал важным шагом для вашего карьерного роста. Как сейчас растет ваша карьера?

Уверенно. Вся эта история с моим заключением стала мощным трамплином. Марат Гельман однажды сказал, что русский художник должен посидеть в тюрьме. Этот факт отразился и на моем вдохновении, и на востребованности, и на финансовых оценках моих работ. Появились новые возможности: оказавшись в Европе, ты можешь свободно перемещаться и участвовать в разных международных проектах.

Вы часто называете себя возмутителем спокойствия. Знаете ли вы, что спокойствие — буквально национальная идея Черногории? Она воплощена в слове polako. Зачем его нарушать?

Потому что беспокойство — двигатель прогресса. Я за созидательное беспокойство. То есть это не значит, что всюду, куда ни приеду, я сразу навожу шороху — жители Черногории могут быть спокойны. И все же, может, пусть не беспокойства, но какого-то созидательного развития этому региону я желаю. Потому что здесь такое ощущение, будто вернулся лет на 20 назад.

Если бы обстоятельства сложились так, что вам пришлось бы остаться в Черногории надолго, вы были бы этому скорее рады или нет?

Я и так уже задержался здесь на неделю. Может, с удовольствием задержался бы и дольше, но лишь в обстоятельствах, когда можно просто максимально расслабиться, наслаждаться курортным отдыхом, природой. Но у меня здесь достаточно рабочая обстановка, и, помимо резиденции, есть еще много проектов, которые ждут своей реализации, так что мне надо двигаться.

Сколько раз вы здесь купались в море?

За пять недель, что я тут — всего три-четыре раза.

Понятно, зачем Марату Гельману ваше присутствие в резиденции. А что она дает вам, раз нельзя даже расслабиться?
Я здесь в знак уважения и благодарности Марату, потому что он поучаствовал в моей судьбе, в том, как меня вызволили и приютили в Европе. Он посодействовал реализации моего проекта в Украине. Мы были с ним и прежде знакомы, но мне хотелось пообщаться с ним лично. Для меня это интересный опыт: запереться в комнате и за месяц создать работы в конвейерном темпе.

Вы говорили, что у вас нет цели постоянно делать антивоенные высказывания. О чем тогда будет ваша выставка в Черногории?Там будут работы в одной из моих авторских техник, в которой были нарисованы «Озеро» и «Двадцать». Они не будут политическими или антивоенными. Мои новые произведения — это современный поп-арт.

Арина внезапно с интересном посмотрела выпуск «Абвгдейки», который я включил шутки ради, показать, какие жуткие были прежде клоуны. Чтобы не усугублять возможную психотравму, включил «Улицу Сезам».

И вот в первом выпуске есть сюжет, где мальчик, который, как писали в русской классической литературе, лишился употребления ног — учится играть в пинг-понг, прямо в своём кресле.

Он поначалу стесняется, но одноклассники ему помогают, и всё очень мило, так что он скоро осваивается. И говорит:

— Я понял, что коляска игре не помеха. Ведь главное — СДЕЛАТЬ ПЕРВЫЙ ШАГ.

Пописываю

Telegram

ВЕДОМОСТИ

Что покажут на Московском международном кинофестивале С 19 по 22 апреля пройдет 46-й Московский международный кинофестиваль (ММКФ). «Ведомости. Город» рассказывает, что из фестивальной программы стоит посмотреть. Статус «международный» у ММКФ – вовсе не…

А накидайте в комментариях самых космических клипов. Мне исключительно для личного пользования вечер скоротать.

«Женщина у всех народов света занимает особенное и несколько приниженное перед мужчиной положение. То же самое, конечно, существует и в Черногории...»

«Иностранцу, впервые отправляющемуся в Черногорию из Котора, странно бывало на первом же шагу встречать целые караваны женщин в виде вьючных животных, несущих на своих спинах всевозможные тяжести (даже доски, черепицы и другие строительные материалы)... Отсюда делается прямое заключение о крайней порабощенности черногорской женщины. Сами же черногорцы и их писатели стараются этот приговор, если не вполне опровергнуть, то в значительной степени смягчить и видоизменить; а есть и такие патриоты, которые стараются доказать, что женщина в Черногории вполне равноправна с мужчиной и занимает положение, какого не занимают европейские женщины».

«Чрезмерное обременение черногорской женщины трудом уравновешивается со стороны черногорца и его мучительными военными экспедициями... Черногорец, опираясь на свое исключительное, военное положение, злоупотребляет им, так сказать, балуется и не хочет работать, как следует. Но мужчина пользуется преимуществом перед женщиной и по принципу: он носитель имени своего рода и глава не только семьи, но и над женою... "Човjек jе глава, а жена jе трава" говорит одна черногорская пословица».

«Равноправности мужчины с женщиной нет нигде, и в образованном свете она даже в принципе признана далеко не всеми; применение же ее на деле и подавно слишком далеко от осуществления».

П. Ровинский «Черногория в ее прошлом и настоящем», 1897