Заголовки сегодняшних французских газет - "Россия - это угроза" "Родина нуждается в вас". Весеннее обострение.

"Есть дело, где буквально у всех деятелей культуры – «уехавших», «остающихся в неприятии внутри», «принявших» и/или «разделивших» – остаётся возможность проявить свой, уникальный голос. Это дело – в слышании трагического.  В том, чтобы воспринять не себя, но время, себя и своих в нём – всерьёз, не как выражение чего-то, а как тех, через кого и в ком сквозит уникальное, историческое, обречённое ». 

Спасибо Андрею Тесле, автору этих слов, и другим мудрым соотечественникам за то, что помогали все три года подниматься над собой, выходить из внутреннего ступора посредством осмысления и сопоставления великих процессов, частичкой которых нам выпало стать, ощущать себя не только отдельной монадой, а частью больших общностей и большой истории, услышать в частном отголосок вечной человеческой трагедии.

На кону стояло и стоит наше сохранение на века как коллективной общности, и сделали ли мы для этого - все вместе и каждый сам по себе - верные шаги и достаточные усилия - скажут наши потомки.

Трудно удержаться от злорадства, наблюдая за жалким зрелищем, которое представляют собой европейские лидеры — суета, метания, противоречия, растерянность и отчаянные попытки заявить о себе как о полноправных участниках переговоров.
Трудно не посмеяться, глядя на то, как с ними обращается «старший брат», под чьей опекой они находились так долго, что почти утратили навыки самостоятельности.
Трудно не испытать удовлетворения, видя нервический припадок, в котором бьются в последние дни эстрадные эксперты, дискурсмонгеры и прочие телегеничные комментаторы, годами занимавшиеся дезинформацией, агитацией на грани ксенофобии и доносительством.

За последние тысячу лет Европа, пожалуй, никогда не была столь слабой, униженной и зависимой, отмечают трезвые наблюдатели, вспоминая Фукидида: «Сильные делают то, что хотят, а слабые терпят то, что должны».

Но, несмотря на все эти во многом оправданные эмоции, континент мы делим и будем делить с европейцами, которые останутся нашими соседями.
Прочный договор о новой структуре безопасности в Европе вряд ли возможен без их участия.
Не стоит недооценивать соперников — слабые сегодня, они могут после жестокого пробуждения, навязанного им Трампом, стать завтра куда сильнее и опаснее.

Может ли держава, унижающая и оскорбляющая младших партнеров, сохранить их в качестве надежных союзников?

Политическая конъюнктура в Европе меняется, и завтрашние лидеры, вероятно, будут совсем не похожи на нынешних.
Большинство европейцев критично относится к правителям, которые заняты передачей суверенитета невыборным структурам ЕС, а не защитой национальных интересов.
ЕС, как таковой, переживает самый сложный момент в своей истории.

Как известно, государственный ум состоит в предвидении: политик думает о следующих выборах, а государственный деятель — о следующем поколении.

В качестве постскриптума к главе об амбивалентных отношениях французских левых с Жаном-Мари Ле Пеном добавим сегодняшний некролог колумниста «Фигаро» Поля Сюжи, посвящённый не столько самому «bête noire» французской политики последних 50 лет, сколько символической роли, которую он играл для «лагеря добра», с бурным ликованием встретившего исчезновение объекта своей ненависти.

Жан-Мари Ле Пен умер, и левые, оставшиеся без своего любимого врага, исполняют ритуальные пляски на его костях. Его семья в трауре, его сторонники хоронят выдающегося политического лидера и визионера. Те, кто ненавидел его, наивно радуются, что «дьявол мёртв» (как будто можно похоронить самого дьявола), а более здравомыслящие, понимая, что демонизация Ле Пена осталась в прошлом, сдержанно замечают: теперь он – часть политической истории Франции, и это, пожалуй, справедливо.
Однако, возможно, вопреки тому, что подразумевает коммюнике Елисейского дворца, призывающее к «суду истории», сама история, взвесив все его деяния, воздержится от осуждения. Она сохранит в памяти его блестящее ораторское мастерство, его антисемитские провокации, противоречивые чувства восхищения и отвращения, что он вызывал, эпопею политических побед и постоянные внутренние конфликты в Нацфронте, наконец, единодушную ненависть к Ле Пену со стороны СМИ, о которой метко пишет Камий Вигонье в «L’Express», подчёркивая ту смесь трепета и возбуждения, которая охватывала любого журналиста, приглашённого на встречу с «дьяволом» в его особняк в Монрету.

Жан-Мари Ле Пен умер, и толпа ненавистников отпраздновала это событие, распивая шампанское на площади Республики, призывая «покончить» с Марин Ле Пен, не уважая правил приличия и траур семьи. Но это ликование плохо скрывает тот факт, что и сам левый лагерь переживает своего рода траур, ведь вместе с Ле Пеном уходит их последний смысл сущестования, последняя великая моральная битва, которая придавала им хотя бы видимость мужества. Социалистические идеи давно утратили популярность, революционные лозунги потеряли сторонников, а искусная демонизация, начатая при Миттеране, оказалась для левых спасительным выходом.

Впрочем, виновником своей дурной славы был в первую очередь сам Ле Пен благодаря своим скандальным и оскорбительным заявлениям. Но, как он со смехом говорил, «пусть моё имя поливают грязью, лишь бы оно звучало на устах журналистов».

Анти-лепенизм, который достиг кульминации в 2002 году и с тех пор превратился в театральную маску, прикрывавшую отсутствие реальных убеждений у морализаторствующих левых, да и у сторонников Макрона, вероятно, был одной из самых успешных политических манипуляций последних лет. Эта псевдо-идеология уже давно потеряла всякое содержание, но всё ещё приносила плоды на выборах. Исчезновение этого карнавального антифашизма оплакивать точно не стоит.

Демонизация Ле Пена на протяжении десятилетий мешала конструктивному обсуждению важнейших вопросов, которые он первым поставил ребром, в частности, проблемы иммиграции. Поскольку он был «дьяволом», считалось необходимым любой ценой занимать противоположную позицию, и эта принципиальная оппозиция стоила стране драгоценного времени.

Показателен пример 2018 года, когда Жан-Мари Ле Пен участвовал в теледебатах с Жераром Дарманеном на канале France 2, и разговор зашёл о ситуации на Майотте. В своей привычной манере Ле Пен резко критиковал право на гражданство по месту рождения и методично излагал проблемы, вызванные наплывом коморских мигрантов на остров. Дарманен, высокомерно усмехаясь, отверг все его предложения. Что произошло дальше всем известно. В начале 2024 г. тот же Дарманен объявил о намерении отменить право на гражданство по месту рождения на Майотте, и, за исключением Элизабет Борн, все министры теперь признают необходимость обсуждения этого вопроса.

Жан-Мари Ле Пен умер, его провокационный стиль давно остался в прошлом, похороненный вместе с ним его дочерью и партией. Теперь остаётся надеяться, что политика освободится от парализующего морализаторства и будет подходить к проблемам, связанным с иммиграцией, с прагматизмом и здравым смыслом.

Все те, кто релятивизирует опасность Нацфронта, не говоря уже о тех, кто голосует за него, будут систематически причислены к опасным экстремистам и врагам родины.
Лишь тридцать пять лет спустя это пренебрежение к реальным проблемам одновременно с раздуванием проблем воображаемых приведет к краху Социалистической партии.  И к росту поддержки Нацфронта, продолжающемуся и по сей день, несмотря на сохранение ярлыка «фашистов», который продолжают использовать их политические оппоненты.

"В поисках утраченной Республики", 2019

Восприятие иммиграции как «безусловного обогащения страны» не было свойственно  «первым левым», будь то социалисты или коммунисты. Их отношение к массовой трудовой иммиграции было скорее отрицательным в силу того, что она приводит к социальному демпингу и негативно сказывается на зарплатах трудящихся страны. Вот что говрил по этому поводу лидер коммунистической партии Франции Жорж Марше в 1980-ом году: «Нужно прекратить как нелегальную, так и легальную иммиграцию. Совершенно недопустимо впускать во Францию все новых трудовых мигрантов, когда наша страна уже насчитывает 2 миллиона безработных – французов и уже обсновавшихся у нас иммигрантов» . Веком ранее самый почитаемый социалистический лидер страны Жан Жорес уже протестовал против «потока иностранной рабочей силы, которая приезжает работать за копейки» . Массовая беспорядочная иммиграция выгодна крупному капиталу, но не выгодна трудящимся, считал он.
И сегодня подобное мнение иногда звучит в левых кругах. Его например придерживается  лидер немецкой левой партии ЛПГ Сара Вагенкнехт или  многие представители «Суверенной Франции» (движения, возникшего в результате откола суверенистов-республиканцев от «Непокоренной Франции» Жан-Люка Меланшона в 2018 году). Вполне предсказуемо, оно вызывают шквал критики и ставшие расхожей монетой обвинения в «фашизме».    
В годы миттерандизма расцветают десятки анти-расистских и анти-фашистских группировок, созданию которых способствуют социалистические spin-doctors. Именно они стоят за созданием  «SOS Racisme», главной анти-расистской ассоциации Франции, возникшей в 1984 году. По официальной версии она была создана группой молодых приятелей, возмущенных проявлениями расизма во Франции. Но по словам ближайшего соратника Миттерана, Жака Аттали, этот коллектив возник не как инициатива гражданского общества, а был полностью смонтирован в Елисейском дворце . Социалистической партии и стареющему президенту становится все труднее привлекать молодежь, и благодаря этим молодежным организациям, получающим щедрое финансирование, они рассчитывают улучшить свой имидж у этой категории населения. Обращение к молодежи и заигрывание с молодежными кодами станет краеугольным камнем второй президентской кампании 72-летнего Миттерана, который, благодаря усилиям талантливого пиарщика, Жака Сегуэлы, придумавшего афиши «Поколение Миттерана», будет переизбран в 1988  году как надежда молодого поколения. Как говорил сам Сегуэла: «Я изобрел брэнд «Франсуа Миттеран», и этот брэнд был предназначен молодежи» .
На этих выборах Ле Пен пригодился Миттерану как никогда раньше. Раскрученный - также усилиями партии власти - брэнд «НацФронт» позволял   «поколению Миттерана» почувствовать себя борцами с фашизмом. Надев значок SOS Racisme они мнили себя настоящими сопротивленцами, партизанами, сражающимися с гитлеровскими оккупантами. Число антифашистов и антирасистов росло не по дням, а по часам, хотя реальный расизм во Франции и все его проявления, как жестокие, так и бытовые, становились все более редкими .
Но поднять молодежь на борьбу с «фашизмом», будь он воображаемым, и преподнести ей заклятого врага - Нацфронт -  оказалось действенным способом привести молодежь в ряды социалистов и «облагородить» образ левой партии страны, которая предала социалистические идеалы и свои обещания, согласившись на неолиберальные реформы.  Поняв потенциал этой стратегии,   социалисты и другие правящие элиты навсегда закрепятся в амплуа  борцов с фашизмом, в позиции морального превосходства, и это позволит им долгое время сводить на второй план разговоры о социальных проблемах - и  при этом оставаться у власти. Стратегия «если не мы, то они» будет по-разному использоваться мейнстримными политическими движениями на последующих выборах, став удобным политическим инструментом.
Это также не позволит Нацфронту и  Марин ле Пен, заменившей отца на посту главы партии в 2011 году, выйти из образа «пугала», несмотря на все ее усилия по обелению имиджа и принятие более менее стандартной правой программы.

Только поэтому на выборах 1986 года «Национальный Фронт» получит 35 кресел в Национальном Собрании.  Эти меры были, по признанию приближенных Миттерана, тактическими электоральными уловками, призванными расколоть и ослабить правую оппозицию, которая все-таки победит на парламентских выборах 1986, но с куда меньшим перевесом, чем ожидалось.
Ростом популярности «Национальный Фронт» обязан целому ряду обстоятельств, в первую очередь тому, что в начале 1980-ых иммиграция становится по-настоящему видимой. Переломным можно считать 1983 год, когда после череды внутренних происшествий («Марш арабов», первые волнения в пригородах, появление ряда фильмов) французы начинают понимать, что иммиграция стала неотъемлемой частью их общества. Но бесспорно то, что возникновению феномена «Нацфронт» содействовал и сам Миттеран.
Массивный одноглазый Жан-Мари Ле Пен, провокатор и задира, вокруг которого собирается сомнительная публика, быстро становится незаменимым для партии власти. Его одноклассник, известный режиссер Клод Шаброль прозвал его «великолепным скандалистом и бретером». Ле Пен постоянно привлекает внимание своими скандальными шуточками и связями, постоянно с кем-то судится и дерется. Он идеально подходит на роль «пугала», «красной тряпки» - чтобы убеждать граждан в том, что фашизм не дремлет. Ле Пен и его люди - это абсолютные изгои политической жизни, малейший намек на идейную близость с которыми может стоить карьеры и репутации. Эта фигура также позволяет отвести внимание от  не самых лестных страниц в биографии Миттерана, связанного с режимом Виши и сохранившего  в течение всей жизни отношения с бывшими сподвижниками Петена.
1983 год – это не только год, когда иммиграция становится очевидной реальностью. Это также год поворота к политике строгой экономии и отказ Миттерана от его предвыборных обещаний. Принимая рыночное общество и его принципы как неизбежность, Миттеран преобразует (а для его противников - извращает)  исконный социализм. С защитой старых пролетариев (любого цвета кожи, пола и сексуальной ориентации) отныне покончено. По словам социолога Мануэля Буше, автора книги «Левые и раса» , социалисты «второго разлива» и другие левые силы заменяют возникшую пустоту расовой проблемой, классовые отношения - расовыми. Классовое видение общества заменяется этническим, пролетарии – меньшинствами (будь они сексуальными, конфессиональными или этническими), борьба с неравенством и за более справедливое общество – борьбой со «всеми дискриминациями».  Так, на фоне неолиберальной глобализации и постепенного исчезновения традиционного рабочего класса, на свет появились «буржуазные и политкорректные» левые, отягощенные комплексом вины в отношении меньшинств и менее чувствительные к проблеме социального неравенства, нежели к таким вопросам как экология, аборт, эвтаназия, однополый брак и расовая толерантность.  
В 1985 году выходит книга политика-центриста Бернара Стази « Иммиграция – это удача для Франции ». В ней говорится о пользе смешения культур, о необходимости пересмотреть политику ассимиляции иммигрантов и об уважении « права на отличие ». Это произведение становится настоящей библией всех передовых политических и общественных сил. Кредо «иммиграция – это счастье для страны » становится для них догмой. Иммигранты – это всегда « жертвы, нуждающиеся в защите ». Говорить об ограничении массовой иммиграции или беспокоиться о ее последствиях, делить иммигрантов на легальных и нелегальных, экономических и политических, имеющих основание остаться и подлежащих высылке - это проявлять как минимум черствость, а скорее даже склонность к расизму и апартеиду. В годы миттерандизма «табуирование» темы иммиграции идет не только в политике, но и в общественной жизни.  «Во Франции нет проблемы с иммигрантами, но есть только проблема с расизмом» - этот заголовок левой «Libération» 1989 года, равно как и клише «Иммиграция – это удача для Франции» резюмирует позицию «вторых левых», многих центристов и других «прогрессистов» и по сей день.

Если оставить в стороне дебаты о бюджете, ставшие формальным поводом для вынесения вотума недоверия правительству Барнье, два следующих наблюдения позволяют задуматься о более глубоких причинах идущих во Франции процессов :

"Реальной целью наших политиков является не поиск решений для страны, а намеренный иммобилизм политической системы. Не договориваться и двигаться вперед, а парализовать работу - вот цель всех наших партийных движений.
Было бы слишком легко во всём винить Макрона. Я был среди первых, кто подверг его жёсткой критике, и моё мнение о нём с тех пор не изменилось. Но сам факт появления такого абсурдного политического персонажа, как Макрон, стал возможен лишь в условиях партийной системы, где по сути есть только консерваторы, сторонники политического статус-кво. У партий и правительства могут быть молодые лидеры — Макрон, Атталь, Барделла — но это лишь визуальное «рекламное» обновление. На деле же они представляют интересы стареющей и консервативной Франции, которая всеми силами тормозит всякие значительные перемены.
Если рассматривать французское общество как сообщество, которое больше не производит, а получает прибавочную стоимость от труда других стран, то можно рассматривать его как своего рода глобальных эксплуататоров. Это общество потребителей, которым чужды идеи равенства, потому что их благосостояние напрямую зависит от труда других народов, живущих в худших условиях. Именно поэтому французы не стремятся к переменам и хотят сохранить текущий порядок как можно дольше. И вот почему, современная Франция — это в целом консервативное общество."
Эмманюэль Тодд
*
"Мне кажется, французские элиты стремятся к усилению супранациональной Европы и к большей федерализации в рамках ЕС по одной простой причине — чтобы снять с себя ответственность. Остро ощущая собственные неудачи, они в глубине души надеются, что Европа избавит их от позора и освободит от бремени обязательств. Этот важнейший вопрос, о котором практически не говорили в ходе предвыборной кампании лета 2024 года, на самом деле имеет ключевое значение."
Марсель Гоше

Полностью беседы будут опубликованы в следующем выпуске «Тетрадей по консерватизму» (essaysonconservatism ru)

Закат WASP

Комментируя последние статистические данные, многие авторы описывают американское общество как находящееся в состоянии дезинтеграции, превратившееся не просто в страну меньшинств, но в страну всё более враждебных друг другу меньшинств. 
*
За последние пятьдесят лет доля верующих сократилась с 98% до 81%, а количество американцев, принадлежащих различным религиозным общинам, уменьшилось на треть. В 2021 году, впервые в истории США, менее половины американцев были прихожанами какого-либо храма, синагоги или мечети. Особенно заметные изменения затронули христиан: в 2007 году 80% американцев идентифицировали себя как христиане, а к 2021 году их число упало до чуть более 60%. Значительное сокращение произошло среди протестантов, чья доля снизилась с 52% до 40% за тот же период. Преобладающей среди них конфессией на сегодняшний день являются евангелики (довольно существенно отличающиеся от классических протестантов).

Эти изменения указывают на то, что традиционная американская идентичность, ассоциируемая с англосаксонскими белыми протестантами (WASP), постепенно размывается. Страна становится все менее белой, протестантской и ориентированной на мужчин. Необратимые перемены у многих вызывают страх, так как влекут за собой неопределенность, особенно для  американцев, которые сталкиваются с потерей своего экономического, социального и политического статуса.

Эти страхи находят выражение в идентитарной риторике, которая раньше была присуща только меньшинствам, считающим себя плохо представленными, но теперь перенимается и частью белого населения. От 30% до 40% белых американцев сейчас рассматривают свою расовую принадлежность как фактор политической мобилизации. Америка превращается в страну меньшинств, и страх перед изменениями все чаще выражается через враждебность к «другим».

Эта динамика особенно заметна в Республиканской партии: 80% республиканцев убеждены, что Соединенные Штаты рискуют утратить свою культуру и идентичность, тогда как среди демократов это мнение разделяют лишь 30%. Чувство дискриминации, которое испытывают белые, продолжает расти. В 2021 году почти 90% республиканцев заявили, что поддержали Дональда Трампа, потому что чувствовали себя жертвами дискриминации.
*
L'Amérique face à ses fractures, A. Greene, 2024