​​«Kwaidan» (1964)

«Сны» (1990) Куросавы мешаются со «Сказками туманной луны после дождя» (1953) Мидзогути, театр Но встречается с театром Кабуки, бедность пожирает богатство, красный означает белый, а белый — красный.

Масаки Кобаяси соединяет «kai» (потустороннее) и «dan» (устный пересказ по памяти), а потом иллюстрирует его буквально: некоторые произведения не имеют концовки — их может быть много и каждый должен представить лучшую сам.

Четыре не связанных рассказа — «Черные волосы», «Снежная женщина», «Безухий Хоичи» и «В чашке чая» — переплетаются между собой звуками бивы; они отмеряют такты неподвижности, необходимые для раскладывания движения на части — между ними должны быть пустоты, важные, например, для красоты икебан.

Звук от бьющихся друг о друга бамбуковых занавесок мы сначала услышим, только потом — увидим. Особенность камеры Кобаяси в том, что центр находится в фокусе, все остальное расплывчато — это почти объектив Петцваля, с которым хорошо работают акварельно-пастельные задники, уравнивающие театр с кино, а кино с пересказом (корень «сказ» ключевой — Кобаяси иллюстрирует «сказки»). Глубинная мизансцена, сводящиеся к нагнетанию саспенса зум-ины, как всегда неправдоподобно красная кровь (здесь Годар оказался неправ), стоп-кадры в рапиде, каллиграфия — самое красивое из искусств.

Представьте лучшую для себя концовку. Кобаяси, по крайней мере, дал вам такой шанс.

10/10

​​«Presumed Innocent» (2024)

Компиляция «Как избежать наказания за убийство» и «Ваша честь» с Джейком Джилленхолом, не успевшим сбросить мышечную массу после другого ремейка с зачатками ММА.

AppleTV как всегда снимает очень модно: из-за кустов, с сатюрейшеном, геометричными кадрами. Почему-то в начале все пользуются андроидами, но потом все-таки переходят на отечественного монополиста. Джилленхол опять играет нервного, но очень сексуального блюстителя закона с аурой безнадеги: в этот раз обошлось без глазного тика, но фишка у Расти Сабича присутствует — он носит очки на нижних пуговицах своей рубашки.

Можно долго перечислять отличия от оригинала — книги и фильма 1990 года, — но вряд ли это будет иметь смысл. «Презумпция невиновности» старается держать интригу, иногда завлекает архетипичными персонажами (зачастую превращая их в персонажей-функций: так, из способностей у дочери Расти — только объятия), а потом очень (очень!) сильно притягивает за уши финальный твист. Было бы это как-то свежо — ладно. Но пролеты над Чикаго с вау-пейзажами заставляют задуматься, в каком мы году и при чем тут «Менталист».

4,5 а еще я просто не вывожу Ренате Реинсве из 10

​​«The Sympathizer» (2024)

Пора бы уже признать, что в Америке у корейских режиссеров не получается. Вернее — получается, но настолько below их level, что справедливо возникает вопрос «зачем?».

Пак Чхан Ук снимает сериал о вьетнамской войне в Америке: вопросы идентичности (biracial, bilingual, oriental/occidental, half-breed, spy (не фэмили), independence/interdependence), его потрясающая камера (зум-ины, зум-ауты, жуткий CGI, переход из колесика старого домашнего телефона в колесо автомобиля), смешение внутрикадровой и закадровой музыки, переворачивание феномена ненадежного рассказчика и слом четвертой стены. Последние два — самые интересные.

Сначала Пак использует распространенный прием в рамках канона: герой обращается к зрителям напрямую, комментируя сцену, происходящую до этого, но по факту — ту, что еще только должна произойти в будущем. Нарратив держится на концепте исповеди (на ней же держится и сюжет) и комментария. Разница в том, что зритель знает, когда герой врет: войсовер и происходящее зачастую не стыкуются, а иногда и сам рассказчик признается — «да, я воспроизвожу события, участником которых не был».

Приятные антиколониальные мотивы еще звучат в первых трех сериях: зрителю объясняют феномен «Сайгонской казни» — фотографии, реально сделанной во время войны и разрушившей жизнь вьетнамскому генералу; демонстрируют методы работы «секретной полиции»; поясняют «за» и «против» южных и северных сил. Но дальше колониализм преподносится как меньшее (и лучшее) из зол (просклоняйте слово «добро» сами).

У Дауни-младшего четыре роли и это выглядит неправдоподобно, но очень уместно — такое совмещение американского education + latest pop culture. Вопросы вызывают слабые попытки привязать повествование к кинематографической текстуре (во всех смыслах этого слова), но, видимо, от этого тренда «без кино нет правды» (что само по себе неправда) в ближайшем будущем режиссеры не отойдут.

«Сочувствующий» — хороший сериал HBO, который в последних эпизодах (оправдано: их снимают другие люди) скатывается к мысли о том, какая хорошая все-таки Америка. Для Пак Чхан Ука это очередной проходной проект, потому что ничего groundbreaking не происходит. Но мастурбация осьминогом — за это лайк.

6/10

«A Traveler’s Needs» (2024)

Изабель Юппер выводит корейцев на чистую воду (продает им бесполезные курсы), Квон Хэ Хё решает не менять одежду со времен «Женщины, которая убежала» (2020), вместо кошек на экране блистают собаки.

Языковой барьер мешает сенсомоторной ситуации: привычные диалоги смещаются на «do you like it?» и «nice»; Юппер выбивается из безмятежных корейских ландшафтов — то, как она курит или опустошает чашку макколи, несет в себе несвойственную обмену веществ в фильмах Хона инаковость.

С француженкой не справляются даже зум-ины. Ким Мин Хи, из раза в раз принимающая новые, невозможные позы, исчезает с экрана. Вместе с ней с экрана исчезает телесность. А значит, и половина Хоновской очаровательности.

4,5/10

«The Boy and the Beast» (2015)

Сибуя снова в центре внимания: на этот раз отзеркаленная, а еще выполненная в рисовке Кона и Отомо. Очевидно, что в какой-то момент хочется стопить кадры: начиная с красивых размытых акварелью задников, заканчивая попытками разглядеть названия книг на полках. Здесь чудесная мимика (вроде бегающих глаз), очаровательный румянец и постоянное желание горбить спину.

Камера зачастую не захватывает всего кадра, чтобы показать дистанцию (физическую или ментальную), от чего ей приходится двигаться горизонтально, — кадры-свитки Мидзогути или просто отличное операторское решение, это не так важно.

«Ученик чудовища» говорит, что иногда нужно поймать чей-то ритм. Что семью выбирают (и тут врывается Корээда), что научить читать (или постоять за себя, или поверить в себя, или словить один на двоих a-ha moment) — это значит любить. Уже потом фейерверк отразится в зрачке и нам озвучат прописную истину (на которой, собственно, и строится все аниме): «все обязательно будет хорошо».

7,5/10

​​«Minari» (2020)

Каждый год 30 тысяч корейцев иммигрируют в США. За некоторыми из них едет бабушка, прихватившая с собой сушенных анчоусов, кочукару и семена минари. Земля Арканзаса принимает последних с благоговением — зеленый сорняк разрастается по всему берегу. Семье Ли приходится посложнее.

Новый дом на колесах заливает дождем, высаженные в ровный ряд овощи сохнут и гниют, бабушка пахнет Кореей, обмоченные во сне простыни прячутся под одеялом и запиваются Mountain dew. В общем, brand new start не всегда начинается хорошо.

Ли Айзек Чун снимает почти автобиографичное кино — не надо говорить об эмиграции прямо, если ей сквозит каждый диалог: взрослые больше говорят на корейском и почти никогда на английском; дети вспоминают корейский только по крайней нужде. «Американские дети не любят делить комнату с кем-то. Дэвид — корейский ребенок». Несложно догадаться, что скоро Дэвид начнет протестовать.

Это его глазами (почти) мы смотрим на Арканзас: тут знакомое курение под табличкой с надписью «не курить»; уговоры отца сказать маме, что ферма — восторг, а город — sucks; бабушка, мастерски нарушающая твое личное пространство; а еще краем уха подслушанный диалог, что твое сердце может остановиться в любой момент.

Тут много трепетной нежности. Она прячется за обновленной Рейганом американской мечтой, быстро решаемыми бытовыми проблемами и смеси всеприемлющего (очевидно, кроме слишком плоского лица) христианства с медитативным буддизмом. Принести колосок вместо палки; вымыть любимому человеку голову; сказать ему, что это «конец», но все равно отдать последнее для его счастья.

Аналогия быта семьи и травы минари — очевидна. Она даже работает (и работала лучше в 2020 году). Но потом вспоминаешь Когонаду. Или (на крайний случай) Пон Чжун Хо.

5/10

​​«Raise the Red Lantern» (1991)

Китайские «внутренние покои Ооку»: после Синьхайской революции и завершения эпохи Мао феодалы по-прежнему следуют древним традициям и берут в жены наложниц. Окружают их красными фонарями и зарождают соперничество — фонари зажгутся только у той, с кем феодал пожелает провести ночь. Тем, кому не повезло, остается только вслушиваться в мелодию звучных молоточков, которыми пожилая служанка делает массаж стоп счастливице, — именно ими Чжан Имоу впоследствии будет строить ритм фильма.

Фонари оказываются главным символом: они приносят счастье и удовольствие (в виде обряда омывания ног и выбора блюд на завтрак, про сексуальное речь тут не идет), когда их зажигают; разочарование, стоит их потушить; за провинность фонари закроют черными чехлами с драконом — во дворе наложницы день и ночь будет темно; наказание для служанки, повесившей красные фонари в своей комнате в обход традиций, — смерть.

Красный цвет, долгое время ассоциировавшийся в Китае со знатью, совсем скоро приобретет другое значение. Имя ему — революция. В поместье Цяо до нее еще далеко, но вторжение нового (четвертой жены, получившей высшее образование) расшатывает окно Овертона, не открыто, но явно намекает на несостоятельность и увядание привычного строя. Как часто это бывает — сопротивление душат в зачатке. Выход из него — безумие.

И только звук отбивающих плавный, выверенный с годами ритм молоточков останется в мыслях фантомом. Как вечно ускользающее из кадра лицо феодала и четко очерченные фигуры четверых (а вскоре и пяти) его жен.

9,5 один из самых красивых фильмов с самой красивой Гун Ли в вашей жизни из 10