Это 2017 год, остров Бенгтсар на юге Финляндии (кто-то по-английски произносил "бенгча", не знаю до сих пор, как правильно). В центре Ник Аксель, редактор e-flux, участник Forensic Architecture, один из менторов летней школы. У нас палаточный лагерь, вышли на прогулку, почитать на скалах статью про глобальное потепление — автор рассматривает его через кантовскую концепцию возвышенного. Все что помню — это будто наблюдаешь лавину с безопасного расстояния. Скалы, Кант, лавина, Сlimat Сhange — где-то тут должна быть ирония. Что еще было — ежедневная сауна с купанием в озере, часть островной культуры. Слово fluffies в названии общего чата, переводить не буду. Задания — привезти из дома кусочек семейной кулинарии, собирать ягоды и ветки, наблюдать и составлять алгоритмы. В один из вечеров смотрели Адама Кёртиса, тогда на пике хайпа, но это старый сериал Pandora's Box, серия про Гастева, успели еще в СССР снять. Когда пошли голоса всех этих rabotniki gosplana, пробили слезы смеха — как объяснить, вроде оказался на острове, а родное настигло. Один раз делали вылазку в город Ханко, в лесу по пути на станцию встретил табличку на русском. Потом, уже дома — что-то про последствия и итоги Второй мировой. Узнал еще, что чайный гриб — это комбуча, а лакричные конфеты — салмияки. Расставьте в нужных местах мы и я, сам не буду, там и тогда я парюсь по поводу и без повода, из-за английского, из-за того, что недостаточно классный, поэтому больше держусь отдельно и молчу. У костра шутят, что я русский шпион. Ближе к концу лагеря сближение случилось, а потом в Хельсинки на афтепати и вовсе, прощались в кебабной где-то в центре, прожившими вместе что-то важное.

Недавно пересматривал архив. Тогда я куда-то езжу, еще можно без обязательств и денег куда-то ездить, слышать вопросы — Is there critical design in Russia? — Ты знаешь про наш ридинг в EKA, фантастика! — Нет, я не из Москвы. Меня же интересует, где достать книгу Метахэвен, есть ли тут такие книжные. — Ну что-то есть. Идиллия.

Примерно в 2020 этот движ со школами и критическим дизайном затих. В моменте не было сомнений, что это важно — я сам потом школу сделал! Сейчас, спустя время, за другими важными вещами приходится себе же объяснять, что это было, кроме эмоций. Сколько вообще должно пройти времени, чтобы рассуждать объективно? РК как-то написал большой обзор литературы об Ульмской школе дизайна и даже назвал цифру — 50 лет. Прежде чем получим непредвзятую картину движения, школы, чего угодно. Пока идут внутренние дебаты, ты — протагонист, хроникер, не историк. Какого-то общего ревью по школам десятых нет. Документации, колонки, интервью — да. А вот так, чтобы все оформлено по науке — нет. Чтоб не просто "критикал дизайн" и "эдьюкейшенел тёрн", а на полке, в папке с наклеечкой. Кто будет помнить об этом через 50 лет?

Но можно и не ждать — у РК статья написана в конце 80-х. Обзор он заканчивает на гэдээровской диссертации (Ульм — это Западная Германия), которую и признает лучшей, щегольнул, значит. Для ГДР уже все есть — лишнее отключено, связи обрублены, память короткая, торопиться некуда, можно такие открытия делать! Правда ГДР закончится, диссертация потеряется в сносках, а автор займется чем-то другим, соответствующим времени, действительно важным.

#edu

Как интересно порой меняется смысл слов при переводе
—
цитата из Christina Kiaer. Imagine No Possessions: The Socialist Objects of Russian Constructivism
#quotes

Письмо Саше Степанову
(Александр Раппапорт, начало июля 1965)

Дорогой Саня!

Ну вот, добрался и я до пера.

Наконец кончил институт, и эта станция позади.

Мы снова в пути.

Я хочу тебе написать не такое письмо, какими мы обычно обменивались. Я нахожусь в состоянии, которое располагает к общению другого сорта, нежели обычные «как?» и «чем?».

Чем мне наполнить жизнь теперь? Вернее, что из нее выкинуть, чтобы дать расти оставшемуся. Из всех занятий я не знаю, что милее мне, к чему я больше склонен.

Наука, которой еще месяц тому назад думал я посвятить себя целиком на всю жизнь, — наука градостроительства — наука обо всем. Это дело верное (хоть и шаткое), но наука [нрзб] дело медленное и незнакомое. Она напоминает мне длинную дорогу, по которой надо ползти. Но наука все же, пожалуй, единственное, что остается. Математика, социология, психология, эстетика — вот что, вливаясь в архитектуру, составляет урбанизм (вынесет ли это мой хилый организм?).

Два других способа существования, я не говорю — профессии (нет, способа существовать, жить, дышать, спать и любить), — это искусство. Либо живопись — либо поэзия. Это две одинаковых клятвы, какую из них произнести — не знаю, но обе страшно. Живописью я еще, можно считать, не занимался никогда. Поэзией — лишь бледные тени стихов выползали из-под моих [нрзб]. Но дело даже не в результате. Здесь постарайся меня понять, это очень важно: дело не в том, что я выбираю, что я буду делать (писать стихи или научные труды), — дело в том, кем я буду в жизни: кем?

Ведь человек меняется. Человек волен стать тем, чем захочет. Есть много путей, способов. Можно стать обжорой и негодяем, а можно не быть и ни обжорой, и ни негодяем. Можно стать ПОЭТОМ, а можно стать философом, математиком или ремесленником.

Я чувствую в себе способность стать тем, кем захочу. Я чувствую в себе свободу и право этого выбора. Но ко мне приходит Время и говорит: «Со мной — не шути. Если выберешь — то выбирай скорее и не сомневайся — иначе все разобьется и полетит к чертям. Пока я — будущее — ты — свободен; когда я — прошлое — ты — это мое изорванное тело и нет тебе выбора, кроме смирения».

Черкни мне, Саня, что-нибудь. И постарайся понять, что это не шутка.

Прощай. Надеюсь, что ты на сей раз будешь мне другом и опорой.

Саша.

https://www.mottodistribution.com/shop/kartinki-iz-chemodanchika-9782940672523.html