В ходе разбора эстетики Гегеля после архитектуры и до скульптуры хочется кое-что сказать о кинематографе.

В эти выходные в Москве проходит очередной НСТ хоррор-фест, и там немало интересных фильмов. Уже на открытии показывали, например, стильный якутский слоубернер "Кукушка" (в гегелевской перспективе это, конечно, мощный пример (пост)христианского искусства, переосмысляющего языческое наследие), а вчера давали внезапно стильный малобюджетный слэшер "Крик. Сезон призраков" (здесь уже типичное - в лучшем смысле - постисторическое искусство: ирония и не всегда безупречная игра с канонами жанра, но в целом - бодро, весело и на удивление изобретательно).

Но самая (мясная) мякотка, на мой взгляд - сегодня. Во-первых, очень интересный чисто концептуально триллер "Кара", в котором минимум действия должно генерировать максимум саспенса. (А еще это яркий пример хоррора как формы социальной рефлексии о проблемах насилия). Во-вторых, это "Астрал. Медиум", детективный мистический триллер о связи с потусторонним миром. Подозреваю, что это самый гегелевский фильм на фесте: форма хоррора здесь используется для того, чтобы показать сложную диалектику прошлого и настоящего (впрочем, тем там затронуто еще больше, но это отдельный разговор). В-третьих, сегодня же дают секретный фильм, про который известно только то, что начнется он, как и подобает хоррору, в полночь.

Завтра тоже будет любопытное кино - турецкая мистика, британский хоррор про монстра и мальчика, ну и кое-что из России тоже. В общем, отличный способ подготовиться к Хэллоуину. Вся информация (включая билеты) - по ссылке. Выбирайте, смотрите, осмысляйте страхи. Помните: эстетика имеет дело с красотой, но красота не ограничивается лишь созерцанием приятного, есть мрачные и жуткие вещи, которые образуют неотъемлемый и важный пласт искусства.

https://horrorfestival.ru/?utm_source=referral&utm_medium=promo&utm_campaign=horrorfestival

Глава третья. Романтическая архитектура

Эпоха романтического искусства с архитектурной точки зрения представляет собой синтез религиозного и служебного подходов к зодчеству. Расцвет романтической архитектуры нашел выражение в готическом стиле, однако его элементы формировались задолго до Средних Веков, и во многих регионах (прежде всего в Византии) был "предготический" период в строительстве. Но лишь в зените средневекового периода готика была в эпицентре романтической фазы архитектуры. Душой романтического зодчества был храм (место единства человека с Богом), а сердцем - замок (символ феодальной власти и произведение христианского искусства одновременно).
По мере того как значимость религии в сфере эстетики сокращалась, романтическая архитектура становилась все более и более утонченной в плане визуального оформления, и на передний план выступает бесконечная духовная жизнь субъекта: здания все чаще выглядят не символами универсальной религии, но формой выражения личности, идёт ли речь о таланте архитектора или о желаниях заказчика. Эта тенденция становится определяющей в ходе медленного распада всей романтической формации искусства. Теперь здания чаще всего либо рационально организованные постройки (без особого декора), либо произведения искусства, подчеркивающие персональный стиль автора. Конечно, остаются еще церкви или значимые гражданские строения (парламенты, памятные места с особой организацией пространства, достопримечательности типа Эйфелевой башни), но облик постромантической архитектуры определяется больше точками Burger King или пестрыми постройками Антонио Гауди, нежели Берлинским кафедральным собором или Мемориалом Линкольна.

Глава вторая. Классическая архитектура.
Ключевой принцип классической архитектуры – ее служебный характер: греческие или римские постройки уже не воплощают богов самих по себе, но лишь обозначают места их почитания (храмы), указывают на статус владельца (частные виллы, отдельные дома) или выполняют сугубо практические функции (административные здания).
Это смещение акцентов с архитектуры на иные формы искусства отражает общую траекторию развития духовной жизни в процессе всемирной истории. В то время как на Востоке архитектура не просто имеет религиозное значение, но представляет собой образы бесформенного космоса либо анималистических богов (Сфинкс, пирамиды как гробницы, связывающие миры живых и мертвых), мышление греков и римлян уже сфокусировано на человеке и его духовной жизни. Как следствие, античная эстетика выдвигает на передний план скульптуру – искусство воплощения человеческого тела как высшего идеала, служащего ориентиром даже для изображения богов.
Тем не менее, архитектура сохраняет заметные остатки религиозного компонента как у греков, так и у римлян. Для классической архитектуры характерны строгость четких линий и выверенная простота (Акрополь, Колизей), составляющая резкий контраст с причудливыми подземными лабиринтами китайцев (терракотовая армия императора Цинь Шихуанди, anyone?) или гигантскими святилищами индусов. Та же тенденция наблюдается в частном секторе, особенно у римлян: дома до известной степени превращаются в произведения искусства, подчеркивающие индивидуальность хозяина. Зодчество, короче говоря, становится все более прикладным искусством, подчиненным практическим целям. Указанная тенденция отмирает лишь с приходом романтической формации, которая оформляется под воздействием христианства.

Глава первая. Самостоятельная, символическая архитектура.
Задолго до того, как возникли утонченные эстетические формы вроде эпической поэзии греков, или ренессансной живописи, архитектура была основополагающим искусством древних цивилизаций, главным выражением абстрактно-всеобщего начала в их мышлении. Наивысшего развития символическая архитектура достигает на Востоке, в регионе, где уже пробуждается интерес к духовной реальности, но еще нет понимания самостоятельности индивида. Здесь в рамках гегелевской системы совпадают эстетический канон и историческое развитие: восточные общества выдвигают на передний план Всеобщее, для них символическая архитектура есть форма выражения религии.
Символ всегда и везде есть некоторый знак, однако лишь в символической формации искусства он имеет самостоятельное значение, возвышаясь до статуса божества. Для средневековых христиан крест на могиле или готический собор – указания на значимые образы, эти здания или символы отсылают к более высокой сфере религиозного опыта, а для современных людей символическая архитектура имеет в основном сугубо декоративное значение (вроде Эйфелевой башни, выражающей дерзость инженерного гения и утонченность технического исполнения). Но для жителей Востока обелиски, сфинксы или подземные лабиринты с каменными воинами сами по себе являются теологическими манифестами в архитектурной форме. Эти образы призваны не столько подчеркнуть связь индивида с Богом, сколько растворить человека в трансценденции, возвысить его до единения с всеобщими силами природы. Отсюда – многообразие символической архитектуры, ее пластичность и бесформенность: человеческое сознание ухватывает лишь отдельные моменты Всеобщего, будучи не в силах вместить эту абстракцию в ограниченные формы.
И естественно, что по мере исторического развития и прогресса в самопознании роль символической архитектуры сокращается по сравнению с остальными видами искусства. Уже у греков и римлян на передний план выступают скульптура и поэзия, искусства, куда прочнее связанные с конкретно-человеческим духом, нежели со стихиями абстрактного космоса. Здесь архитектура переходит к своей классической ступени.

Отдел первый: Архитектура
Искусство строительства в гегелевской Системе Искусств – древнейшее, оно предшествует глубокому развитию поэзии, скульптуры или живописи. Основная эстетическая задача архитектуры в том, чтобы придать материальное выражение духовным потребностям с помощью обработки элементов природного мира (камней, дерева, и т.д.). Разумеется, при этом архитектура имеет и сугубо практические цели – создание и украшение жилищ, возведение служебных зданий, например – но эти цели, строго говоря, не касаются собственно эстетической сферы, и лишь косвенно связаны с архитектурным искусством как таковым. Архитектура есть искусство, выражающее в постройках символическую реальность, и неудивительно поэтому, что наиболее грандиозные образцы этого искусства можно найти на ранних стадиях человеческой истории, когда религия играла определяющую роль в жизни древних народов. Уже в античную эпоху архитектура отодвигается на второй план в сравнении со скульптурой, а в современном мире ее значение почти целиком сводится к прагматике. Дома должны быть в первую очередь удобными, официальные здания – рационально спланированными, а торговые центры – организованными по правилам маркетинга. В таком историческом контексте архитектура, конечно, не перестает быть искусством, однако по своей значимости существенно уступает прочим его видам. Сообразно этой динамике выстраиваются и три главы, рассказывающие об архитектурной эстетике. В первой главе речь идет о символической архитектуре и связанной с нею исторической эпохе. В главе второй рассматривается роль архитектуры в классической формации, когда она постепенно утрачивает свою главенствующую роль. И в третьей главе говорится о романтической архитектуре, а также о переходе к постромантической стадии развития зодчества.

Эти пять искусств образуют наиболее важные эстетические формы, и становление их более или менее соотносится с общим ходом развития художественного мышления вообще. Хотя каждое из искусств возникло на заре истории, по мере того, как сознание восходит ко все более сложным формам Духа (см. «Феноменологию Духа», особенно главу 6), все большее значение приобретают искусства из третьей категории, прежде всего поэзия. Конечно, кроме перечисленных существуют и другие искусства (от садоводства и танцев до видеоигр и кинематографа), однако гегелевская схема очерчивает лишь самые важные для развития Духа формы эстетической деятельности, вполне допуская множество смежных, гибридных и вспомогательных искусств, изучение которых – вопрос уже более специального исследования.
И легко заметить, что общий принцип систематизации различных искусств здесь отражает логику развития крупных эстетических формаций. Архитектура – основное искусство символической формации: это эпоха нащупывания невыразимого, попытка облечь (абстрактно-религиозное) мышление в (конкретно-материальные) формы. Скульптура – ключевой вид искусства в классической формации: Человек уже выдвинут в качестве высшего художественного идеала, однако внутренняя жизнь субъекта еще остается на заднем плане, вперед выступает телесная красота и буйство фантазии. Наконец, живопись, музыка и поэзия – важнейшие искусства романтической формации, поскольку имеют дело с бесконечной субъективностью Человека, его духовным миром per se.

После того как обозначены основные различия трех больших стилей Искусства, необходимо перейти к уточняющему делению различных видов искусства сообразно общей логике гегелевской системы. Здесь основная трудность состоит в том, чтобы соотнести развитие отдельных искусств с динамикой развертывания трех великих эстетических формаций, в то же время подчеркивая, что каждое из искусств существует не только в прошлом, но и в настоящем. Ведь музыка или архитектура развивались сотни лет назад, развиваются и сейчас, находясь – в некотором смысле – вне времени. Эта проблема соотношения Истории и Вечности решается за счет весьма элегантной классификации системы искусств:
Первое из искусств, о котором говорит Гегель – архитектура. Это начало искусства, работа Человека с полностью недуховной материей (камни, дерево, и так далее), поиск надлежащей формы для Духа.
Вторая категория охватывает скульптуру, поскольку ее принцип – изображение духовной реальности (богов и людей в первую очередь), однако возникает оно при обработке все той же мертвой природной материи.
В третьей категории находятся искусства, имеющие дело с внутренним миром субъекта. Здесь располагаются живопись (использование внешних форм для выражения внутренней жизни – на картинках созерцается не столько внешняя реальность, сколько ее представление в восприятии художника), музыка (бесформенное, но отчетливое искусство создания гармонии, отражающейся в воображении субъекта) и поэзия (искусство речи, нацеленное на формирование в представлении динамических сюжетов, а не просто отдельных изображений или абстрактных гармоний звука).

(3) Приятный стиль – стиль, нацеленный на то, чтобы произвести впечатление на аудиторию, стиль, целенаправленно созданный для того, чтобы понравиться публике. Здесь основой становится уже не трансценденция или даже подражание природе, но напротив – предельная свобода художника, искусство нацелено на выражение не столько объективного, сколько субъективного начала.
В наибольшей степени приятный стиль соотносится, конечно, с поздними стадиями романтической формации Искусства, а также с ее распадом. Едва ли не все сколь-нибудь значимые эстетические течения позднего XIX или раннего ХХ века, например – импрессионизм или сюрреализм – находятся в русле приятного стиля. Разумеется, своего апогея приятный стиль достигает уже во второй половине прошлого века, с появлением поп-арта, рекламного искусства и постмодернизма.

( 2 ) Идеальный стиль
Идеальный стиль – средоточие жизненной силы в форме спокойного величия; это красота прежде всего человеческого тела, изображенная в самых разнообразных – нередко даже трагических – ситуациях. В отличие от строгого стиля, который ориентирован на трансцендентное начало, идеальный стиль уже берет за основу Человека, хотя все еще указывает на его связь с божественным миром.
Здесь начинает все больше проявляться авторский подход к искусству: идеальность находит свое выражение в пестром разнообразии стилей, призванном как можно четче, ярче и глубже изобразить человеческий мир, деяния людей и страсти, бушующие в человеческой душе. В этом смысле идеальный стиль – своего рода золотая середина между отрешенной абстракцией строгого стиля и произвольной игрой воображения в приятном стиле.
С исторической точки зрения яркие образцы идеального стиля дает нам античная скульптура или живопись эпохи Возрождения, равно как и работы классицистов. Красота здесь – это результат соблюдения точных пропорций, элегантности в оформлении. Идеалистическая обработка действительности, конечно, имеет место, однако нацелена на достижение возможно большей выразительности, а не на максимизацию субъективного произвола художника. Короче говоря, автор здесь выступает в большей степени аккуратным (пусть даже гениальным в своей технике) подражателем реальности, чем полностью свободным в ассоциациях гением.