Теперь обречены мы дни за днями
спасаться от мороза в тесной шкуре,
всегда настороже, чтобы над нами
не взяли верх разгневанные бури.
В ночи мерцает лампы кроткой пламя,
и веришь свету ты, глаза прищуря.
Утешься: там, под снеговым покровом
уже растет стремленье к чувствам новым.
Ты насладился ли минувшим летом
цветеньем роз? Припомни блеск былого:
часы отдохновенья пред рассветом,
шаги среди молчания лесного.
Уйди в себя, зови веселье снова,
встряхнись — источник радости лишь в этом.
И ты поймешь: веселье не пропало.
Будь радостен, и всё начни сначала.
Припомни крыльев голубя сверканье,
круженье в облаках, тревожный клин, —
всё мимолетное, — благоуханье
цветка, предчувствие в закатный миг.
Божественным увидит мирозданье
тот, кто в творенье божества возник.
Кто внутренне сумел постичь природу,
тот отдал ей сполна свою свободу.
Тот отдал ей себя всего без меры
и без надежды ощутить иное.
Тот отдал ей себя всего без меры,
без мысли, что утратил остальное.
Тот отдал ей себя всего без меры,
и в вихре чувств, не мысля о покое,
он поражён, что сердце охватила
трепещущая, радостная сила.

Р. М. Рильке
Перевод Е.Витковского

Под мостом Мирабо вечно новая Сена.
Это наша любовь
Для меня навсегда неизменна,
Это горе сменяется счастьем мгновенно.

Снова пробило время ночное.
Мое прошлое снова со мною.

И глазами в глаза, и сплетаются руки.
А внизу под мостом —
Волны рук, обреченные муке,
И глаза, обреченные долгой разлуке.

Снова пробило время ночное.
Мое прошлое снова со мною.

А любовь — это волны, бегущие мимо.
Так проходит она.
Словно жизнь, ненадежно хранима,
Иль Надежда, скользящая необгонимо.

Снова пробило время ночное.
Мое прошлое снова со мною.

Дни безумно мгновенны, недели мгновенны.
Да и прошлого нет.
Все любви невозвратно забвенны…
Под мостом круговерть убегающей Сены.

Снова пробило время ночное.
Мое прошлое снова со мною.

Гийом Аполлинер
Перевод П. Антокольского

Climbing up on Solsbury Hill
I could see the city light
Wind was blowing, time stood still
Eagle flew out of the night

He was something to observe
Came in close, I heard a voice
Standing, stretching every nerve
I had to listen, had no choice

I did not believe the information
Just had to trust imagination
My heart going "Boom-boom-boom"
"Son, " he said
"Grab your things, I've come to take you home"
Hey, back home

To keep in silence I resigned
My friends would think I was a nut
Turning water into wine
Open doors would soon be shut

So I went from day to day
Though my life was in a rut
'Til I thought of what I'd say
Which connection I should cut

I was feeling part of the scenery
I walked right out of the machinery
My heart going "Boom-boom-boom"
"Hey, " he said
"Grab your things, I've come to take you home"
Hey, back home

When illusion spin her net
I'm never where I wanna be
And liberty, she pirouette
When I think that I am free

Watched by empty silhouettes
Who close their eyes but still can see
No one taught them etiquette
I will show another me

Today I don't need a replacement
I'll tell them what the smile on my face meant
My heart going "Boom-boom-boom"
"Hey, " I said
"You can keep my things, they've come to take me home"

Peter Gabriel

Камень лежит у жасмина.
Под этим камнем клад.
Отец стоит на дорожке.
Белый-белый день.
В цвету серебристый тополь,
Центифолия, а за ней —
Вьющиеся розы,
Молочная трава.
Никогда я не был
Счастливей, чем тогда.
Никогда я не был
Счастливей, чем тогда.
Вернуться туда невозможно
И рассказать нельзя,
Как был переполнен блаженством
Этот райский сад.

Арсений Тарковский

Не сменить ли пластинку? Но родина снится опять.
Отираясь от нечего делать в вокзальном народе,
Жду своей электрички, поскольку намерен сажать
То ли яблоню, то ли крыжовник. Сентябрь на исходе.
Снится мне, что мне снится, как еду по длинной стране
Приспособить какую-то важную доску к сараю.
Перспектива из снов — сон во сне, сон во сне, сон во сне.
И курю в огороде на корточках, время теряю.
И по скверной дороге иду восвояси с шести
Узаконенных соток на жалобный крик электрички.
Вот ведь спички забыл, а вернешься — не будет пути,
И стучусь наобум, чтобы вынесли — как его — спички.
И чужая старуха выходит на низкий порог,
И моргает, и шамкает, будто она виновата,
Что в округе ненастье и нету проезжих дорог,
А в субботу в Покровском у клуба сцепились ребята,
В том, что я ошиваюсь на свете дурак дураком
На осеннем ветру с незажженной своей сигаретой,
Будто только она виновата и в том, и в другом,
И во всем остальном, и в несчастиях родины этой.

Сергей Гандлевский

История — ни в чем не виноватая,
А небо в Риме сытое и синее,
Там во дворце зарежут императора,
И перед смертью скажет он красивое.

Мы выбежим, поплещемся по площади,
Устроим давку, разметаем лавку,
И станет черным и проклятым прошлое,
А профили отправят в переплавку.

И будет истин — на четыре месяца,
И хлеб и цирк, чтоб все легко и просто.
А там опять начнется околесица
И звякнут патрули на перекрестках.

Грызня вслепую и игра взакрытую
Ломают власть, как ржавую ковригу.
Кого, хрустя костями под копытами,
На старый форум вывезет квадрига?

Отславословив старое и новое,
Дождемся ночи, вспомним время оно
И сложим ленты и венки грошовые
У статуи покойника Нерона.

Михаил Гаспаров

И спросил я у кошки: «Ты хочешь остаться со мной?
Я давно изотоп, нисходящий на полураспад.
Я молчу невпопад и порой говорю невпопад,
и давно охромел от баталий мой конь вороной.

Понимаешь ли, четвероногое, я иногда,
как ручей в Амазонку, впадаю в такую тоску,
что тебе не узнать на своем быстрокрылом веку
ни такой пустоты, ни такого бесшовного льда».

И спросил я у кошки: «Ты хочешь остаться со мной?»
И еще пошутил неуклюже: мол, я или я?
А прохладное солнце сползало за грань бытия,
зримо делая вечер Великой Китайской Стеной.

И бросало по черным стихиям домашний челнок,
на котором забыл прописаться спасительный Ной…
И спросил я у кошки: «Ты хочешь остаться со мной?»
Кошка буркнула: «Ладно…» И сонно свернулась у ног.

Александр Габриэль

All we need is fourteen lines, well, thirteen now,
and after this next one just a dozen
to launch a little ship on love's storm-tossed seas,
then only ten more left like rows of beans.
How easily it goes unless you get Elizabethan
and insist the iambic bongos must be played
and rhymes positioned at the ends of lines,
one for every station of the cross.
But hang on here while we make the turn
into the final six where all will be resolved,
where longing and heartache will find an end,
where Laura will tell Petrarch to put down his pen,
take off those crazy medieval tights,
blow out the lights, and come at last to bed.

Billy Collins

ПОБЕДОНОСНЫЙ ГЕНЕРАЛ

(Около 2300 г. до н. э., Египет. Автор неизвестен)

Этот господин вернулся счастливый домой,
после того, как пересек страну наших недругов.
Этот господин вернулся счастливый домой,
после того, как вытоптал земли наших недругов.
Этот господин вернулся счастливый домой
после того, как разрушил их крепости.
Этот господин вернулся счастливый домой
После того, как вырубил их фиговые деревья и виноградники.
Этот господин вернулся счастливый домой
после того, как сжег их хижины.
Этот господин вернулся счастливый домой
После того, как уничтожил их многочисленные легионы.
Этот господин вернулся счастливый домой
После того, как захватил множество пленных.
Император хвалил за это меня исключительно.

(Перевод выполнен с немецкой версии стихотворения.)

Виталий Штемпель

ПУТЕШЕСТВИЕ НЕ КОНЧАЕТСЯ

позвонил в соседскую дверь
и провалился в Индию
здесь я — молодой санитарный врач
перенаселённая земля до горизонта
горизонт — это тропик
от моих ног до тропика
земля-мать, переходящая в отходы
молодой санитарный врач
с ужасом смотрит с холма
его сердце бьётся
как сердце Азии
в клетке грязных морей
и забитых контейнерами портов
но путешествие никогда не заканчивается
один шаг внутрь шалаша на берегу грязного моря
и ты прохладной осенью на солнце у реки

Федор Сваровский