Начало

Параллельно с этим происходит реальная интеграция Мексики в мировую торговлю, начало чему было положено договором NAFTA. С этим процессом связана отдельная хотелка мексиканского политикума. Предполагалось, что "островки правопорядка", существующие вокруг предприятий, находящихся под контролем международных надзорных органов, постепенно распространятся на окружающее море преступности и неформальной занятости. На деле островки очень даже хорошо вошли в симбиоз со своим неформальным и/или нелегальным окружением, а акулы капитализма весьма охотно пользуются связями с преступным миром для получения доступа к рынкам или ресурсам, формально находящимся под охраной правительства.

В итоге получился такой условно "управляемый" хаос, в котором все заинтересованы. Орг. преступность распространила свой бизнес на внутренний рынок и заняла ниши, ранее занятые муниципальной полицией (напр., рэкет неформального бизнеса), взяла под свой контроль правительства муниципалитетов и отдельных штатов, и вышла на международный уровень; ТНК получили "белые зоны", в которых они могут добывать прибыль, используя дешевый труд и слабую социальную защиту мексиканских работников и обширную "серую зону", к которой они могут, при необходимости, обращаться. Популистское государство существует ради поддержания любимого суверенитета и исполнения своей исторической миссии через поддержку федеральных вооруженных структур, при этом в последние годы оно опять занимается раздачей патронажа (программы прямой денежной поддержки молодежи и крестьян, социального жилья и т.д.), исправляет исторические несправедливости авторитарного режима 1929—2000 гг., спонсирует госмонополии и занимается прочими ритуальными вещами, при этом потеряв способность доводить до суда даже самые вопиющие и громкие дела, типа похищения и убийства 43 студентов педучилища в Айоцинапе, произошедшего аж в 2014 году. В Мексике не раскрывается 96% убийств, да. Из почти 100 000 похищений до суда доведены 36.

Проигравшими от всей этой истории оказались простые мексиканцы, которые находятся между Сциллой орг. преступности и Харибдой ТНК. Да, орг. преступность может ваш микробизнес защитить от грабежей, если вы платите ей дань, ТНК может дать вам стабильную, хотя и низкооплачиваемую работу, но государство даст вам, в лучшем случае, 10 000 песо стипендии на tarjeta de bienestar, красивый праздник на 15 сентября и душеспасительные беседы с президентом в прямом эфире по утрам. Выходов, семейных или индивидуальных, из этого кризиса всё меньше.

А все беды от морального разложения общества, которое воспринимается государством в общем и целом как неизбежное, но проходящее стихийное бедствие, против которого надо объявить contingencia (усл. "карантин"), и оно рано или поздно рассосется. Само.

The Sovereignty and Extortion, к радости подписчика, опубликована на английском, поэтому при знании этого языка и минимальных знаниях об истории Мексики доступна для ознакомления. Файл залью в первый комментарий.

Чтение выходного дня с Иваном Косиченко
Para todo mal

#XXI #Мексика #книжная_полка

По наводке Вадима Мусина прочитал совсем свежую, 2024 года, книгу американо-мексиканского антрополога Клаудио Ломница "Суверенитет и вымогательство". Работа посвящена животрепещущей и часто вызывающей вопросы (в том числе в адрес вашего покорного) теме: что происходит с Мексикой? Какую роль в ней играет орг. преступность? Наблюдаем ли мы распад государства или гражданскую войну? На вопрос о гражданской войне я обычно отвечал однозначно отрицательно, поскольку ни одна из действующих в Мексике группировок не предлагает альтернативного проекта государства и на его власть не претендует, равно как и на отделение от него. Однако, за незнанием более глубокой фактуры на этом мои аргументы исчерпывались. Прочитанная книга, наконец-то, предложила какое-то научно обоснованное объяснение того, что сейчас происходит в столь близкой сердцу главадмина Мексике.

Книга "Суверенитет и вымогательство" основана на курсе лекций, читанных автором в мексиканском El Colegio Nacional в 2021 году. Если обобщить идею Ломница в одно предложение, то современное мексиканское государство является антитезой режима Порфирио Диаса (1876—1911). Если лозунгом последнего было "poca política, mucha administración" (меньше политики, больше управления), то девизом современной Мексики можно считать "mucha soberanía, poca justicia" (много суверенитета, мало правосудия). Государство, в лице его сакральных высших представителей (президента), прошло через процесс отчуждения от собственных институтов охраны правопорядка и правосудия, и сконцентрировано на поддержании максимально суверенных институтов, например, национальной армии, которая используется для точечного присутствия в медийно-угрожаемых зонах.

Пожалуй, самый интересный концепт, который предлагает Ломниц — это новая периодизация современной истории Мексики. Правящий сейчас в Мексике режим, провозгласивший себя "Четвертой трансформацией" на пути достижения чаемого суверенитета (1-я — Война за независимость, 2-я — Реформа, 3-я — Революция), Ломниц определяет как продолжение "второй трансформации", причем не великой мексиканской истории, а конкретно последних 40 лет, вторым этапом возникновения нового типа государства.

Первый этап этого процесса был запущен в 1982 г., когда финансовый кризис привел к краху социального государства всеобщего благосостояния, основанного на импортозамещающей индустриализации. Мексика перековалась в неолиберализм, с максимальной интеграцией в мировые финансовые и экономические структуры, был взят курс на постепенную демократизацию и построение институтов, соответствующих "стране первого мира". В рамках построения этого курса начали реформировать полицию, которая до того была по-сути "каперами", контролирующими неформальный сектор экономики. Реформировали-реформировали, да не выреформировывали.

Второй этап начался, когда от обиды плюнули, на полицию забили и начали тотальную милитаризацию охраны правопорядка: отсюда т.н. "война с наркотрафиком" с 2006 года, отсюда преобразование федеральной полиции в национальную гвардию в 2019 году и много что ещё. Государство, в словах Ломница "отчуждалось само от себя" и отказывалось от институциональной реализации базовых функций "стандартного национального государства по Веберу": монополия на насилие и монополия на правосудие, в обмен на что обществу было предложено гордиться по телевизору людьми в камуфляже, которые гордо гоняют бандитов (а не по телевизору занимаются более интересными вещами). Параллельно с этим, со второй половины 1980-х гг. происходит взрывной рост наркобизнеса, связанный с началом транзита колумбийского кокаина через Мексику и соответствующими сверхдоходами мексиканской орг. преступности, позволившими ей переломить баланс патрон-клиентских отношений в свою пользу и стать уникальным по своим возможностям источником патронажа (и насилия).

Продолжение

#Мексика #XX #кино

El Mariachi/Музыкант (1992)

У начинающего американского режиссера Роберта Родригеса было всего 7.000 долларов, но он смог снять фильм (снятый на испанском языке), вошедший в культурный код страны и ставший образцом современного вестерна. Для нас он интересен еще и тем, что задал образ Мексики и «того» мира в глазах зрителей США.

Молодой уроженец Штатов мексиканского происхождения, Родригес вместе с несколькими единомышленниками смог собрать скромные средства, которых хватило только на аппаратуру, были приглашены малоизвестные актеры и люди с улицы, а съемки проходили в самой что ни на есть натуре, в городе Сьюдад-Акунья в Коауиле. Несмотря на жесткие ограничения в бюджете Родригесу удалось снять историю, полную драмы. В ней нет того количества экшена, к которому привык зритель, но неторопливое повествование не делает фильм хуже.

«Музыкант» - это история о безымянном марьячи (роль исполнил Карлос Гальярдо), мечтавшем зарабатывать деньги игрой на гитаре. Прибыв в город, он по ошибке взял не свой кофр с гитарой, а тот, в котором местный бандит хранил свое оружие. И теперь марьячи уже не тот, кем был раньше. Он бросает вызов себе и своим новым врагам…

Колорит северной Мексики вкупе с тем ярким образом преступного мира, показанным в картине, задали тон последующим работам Родригеса и этому жанру в целом. «Марьячи» выстрелил на кинофестивале в Торонто, а затем его выкупила студия «Columbia Pictures», на которой режиссер снял два продолжения. Более известен фильм «Отчаянный/Desperado» с Антонио Бандерасом и Сальмой Хайек (1995), но именно тот первый «Музыкант» стал прообразом всех безумных вестернов с привкусом сальсы и жёлтым светофильтром.

Николай Климов о буррито-вестернах
на Para todo mal

#Мексика #ЦА

Слова и люди

В свое время я часто сталкивался с тем, что отечественный читатель очень любит слово "ладино" для обозначения европейского населения Мексики и Центральной Америки. Однако, словечко это не такое простое и не такое общее, как может показаться из чтения русскоязычной литературы.

Кто вообще такие ладино? Ladino в своем изначальном значении — это латинизированный (обращенный в христианство и владеющий романским, т.е. испанским языком) негр из Африки. Термин этот был придуман для того, чтобы отличать рабов, прошедших до прибытия в Америку определенную аккультурацию в Испании, например, в качестве домашней прислуги, от тех, кого только привезли из Африки, формально крестили и отправили на плантацию.

Соответственно, в Новой Испании распространение его ограничивалось теми регионами, где были рабы, читайте — был экономический смысл их ввозить, то есть на юге (Оахака, Чьапас, Гватемала, Кампече), где были плантации сахара и какао и не было рабочей силы, обладающей квалификацией и / или желанием работать в товарном с/х.

Ещё одна особенность региона состоит в очень скромной численности европейского населения. Гватемала — это не блестящий город Мехико, это не Гвадалахара с близостью северных рудников и обширным простором для предпринимательства. Если мужчины туда ещё ехали в надежде получить энкомьенду или заработать денег на чиновничьей должности, то женщин туда заманить было крайне сложно. Отсюда — высокий процент кровосмешения и появление существенной прослойки метисов. Вот их-то, владеющих испанским и живущих как испанцы, ладино называть и начали. Впоследствии словечко распространилось на всех не-индейцев. Похожая ситуация, в силу сходных вводных, получилась на Юкатане, только там не-индейцев начали называть vecino (житель муниципалитета в смысле).

Отношения между ладино и индейцами, конечно крайне специфические. Ладино — это вчерашние или в близлежащем поколении индейцы, и этнически отличаются от них весьма условно. Отсюда частая люто-бешенная ненависть и презрение, а также желание облапошить недалекого деревенского дурачка-индейца. Очень хорошо эта тема раскрыта у Х. Зивертса в статье "Этническая стабильность и динамика границ в южной Мексике", всем интересующимся советую прочитать. В определенной степени такие практики касаются не только Чьапаса-Гватемалы или Юкатана, а всех периферийных регионов с историческим численным доминированием индейцев.

Иван Косиченко
О цветах на Para todo mal

#XX #Гватемала

В 1931 году в Гватемале в ходе очередного военного переворота пришел к власти Хорхе Убико. А уже в начале следующего года в соседнем Сальвадоре произошло крупное крестьянское восстание, организованное местной компартией, которое так впечатлило гватемальского президента, что целью его правления, длившегося почти 13 лет, стала борьба с «коммунистической угрозой» до того, как это стало мейнстримом во времена Холодной войны. Однако методы противостояния распространению левых идей у Убико часто были довольно специфическими.

В начале 1932 г. была полностью уничтожена гватемальская компартия, которая не имела особого влияния в регионе, была очень малочисленной и организационно слабо развитой. Тем не менее арест нескольких десятков коммунистов и им сочувствующих правительством страны был назван «одной из самых эффективных и успешных операций, проведенных в Америке со времен прихода конкистадоров». Вскоре в Гватемале оппозиционеры любых взглядов и профсоюзные активисты стали объявляться коммунистами и подвергаться репрессиям. На фоне этого Хорхе Убико не скрывал свои симпатии к нацизму и фашизму, он даже пожаловал Бенито Муссолини высшую награду страны – Орден Кецаля. Только под влияниемм США в 1941 г. Гватемала все-таки объявила войну Германии и Италии.

Для решения рабочего вопроса Убико принял довольно радикальный метод – просто запретил само слово «рабочий» («obrero»), заменив его словом «сотрудник» («empleado»). В модернизации и индустриализации президент тоже видел «коммунистическую угрозу», поэтому запрещал немецким компаниям вводить более прогрессивные технологии на производстве. По мнению Убико, образование коренного населения также могло привести людей к симпатии левым взглядам, так что самые скудные программы такого народного просвещения были сведены на нет.

Хуже всего в этих условиях пришлось именно крестьянам. Любые попытки отстоять свои права в конфликтах с работодателем воспринимались как всё та же «коммунистическая угроза» и жестко пресекались. В дополнение ко всему прочему был принят закон, согласно которому безземельные крестьяне были обязаны бесплатно отработать почти два месяца на государство, хотя, как правило, в итоге трудились на всю ту же UFC, получившую дополнительные земли практически бесплатно в подарок от Убико.

Все это вызывало взаимную неприязнь между индейским и европеизированным (ладино) населением. В итоге такая политика привела к расправам и погромам с обеих сторон. Беднейшие слои крестьянства, не имея земли и часто попадая в долговую кабалу, просто расправлялись с кредиторами-ладино, что заканчивалось репрессиями и беспорядками. В армии ситуация была не лучше: офицерами почти всегда были все те же ладино, а солдатами – призывники из коренных народов.

Закончилось правление Убико летом 1944 г., когда по всей стране начались протесты среди разных социальных групп: студентов, военных, крестьян, рабочих и интеллигенции. 1 июля президент Гватемалы подал в отставку, передав власть военной хунте во главе с Ф. Понсе Вайдесом, которая намеревалась продолжать политический курс предшественника. После победы Гватемальской революции в октябре 1944 г. Хорхе Убико покинул страну и переехал в США, где через два года скончался.

Дарья Сидоренко
Для Para todo mal

#XX #Чили Продолжение

Теперь стоит поговорить подробнее, какие проекты конкретно были в Чили в 1940-70-е гг. Их принято критиковать (и я тоже покритикую), и часто справедливо, но в этом посте хотелось бы остановиться на удачных кейсах чилийской импортозамещающей индустриализации.

CORFO, Корпорация развития производства, была основным «двигателем прогресса», а если точнее, то его спонсором: именно через нее государство спонсировало те проекты, которые считала перспективными или нужными.
Что же это были за проекты?

Наибольшие усилия CORFO были направлены на горнодобывающую промышленность. План развития в основном заключался в создании необходимой инфраструктуры для добычи полезных ископаемых для промышленного использования с перспективой экспорта.
Примерами этой стратегии являются строительство литейного завода Paipotes в 1950 г. и Fábrica de Ácido Sulfúrico S.A. в 1956 г., предназначенного для выщелачивания меди, расположенных в Антофагасте.

Другой важной инициативой того периода стало создание в 1953 г. Министерства горного дела, призванного разрабатывать политику в области горного дела и энергетики и осуществлять эту политику через другие государственные учреждения, а также частный сектор. CORFO также проводила геологоразведочные работы по всей стране.

Развивали и металлургическую промышленность. В декабре 1943 г. была создана компания Madeco (Manufacturas de Cobre S.A.), специализирующаяся на переработке отечественной меди и ее сплавов в готовые изделия или полуфабрикаты. Эта отрасль помогла создать новые торговые связи, поскольку Чили начала экспортировать продукцию в несколько стран Европы и Америки.

При правительстве президента Риоса (1942-46 гг.) была создана специальная комиссия для изучения возможности строительства металлургического завода в Уачипато. В мае 1948 г. была создана Compañía De Acero del Pacífico (CAP) – государственная сталелитейная корпорация. Создание CAP стало очень важным моментом для промышленного развития Чили. К 1951 г. производство стали в 8,5 раз превысило уровень 1939 г.

Кроме того, это позволило значительно диверсифицировать производство стальных изделий. В то же время это позволило расширить и создать ряд отраслей промышленности. Это было особенно актуально в «промышленной зоне Уачипато» (фото), где многие фирмы производили проволоку, кабели и металлические конструкции, карбидные и ферросплавы, а также барабанно-шаровые мельницы. Также были созданы дополнительные фирмы для переработки отходов завода CAP, которые производили цемент, сельскохозяйственную известь и рафинированное цинковое олово.

Что касается политики технической помощи, то в 1952 г. CORFO создала Службу технического сотрудничества (SERCOTEC) для поддержки малых и средних предприятий путем внедрения более эффективных технологий, а также для стимулирования и расширения производства и распространения знаний в этих отраслях. Первоначально, SERCOTEC была основана за счет программы Четвертого пункта (Point Four Program), в рамках которого североамериканские эксперты обучали чилийцев современным методам коммерческой инженерии, промышленного проектирования, бухгалтерского учета. В течение этого периода целью SERCOTEC было создание спроса на техническую помощь, специализирующуюся на малых и средних предприятиях. Успех программы можно оценить по количеству фирм, с которыми были проведены консультации. В период с 1953 г. по 1956 г. SERCOTEC посетила 400 наиболее значимых фирм страны.

Конечно, данные меры не сравнимы с темпами промышленного развития сверхдержав, но и «азиатские тигры» примерно в это же время начинали с похожих позиций и с похожих программ.

Куем горячее на Para todo mal

#XX #Бразилия

Нюансы поют романсы
Главадмин откис от майских праздников и Дня рождения, и возвращается с обещанным продолжением истории бразильской PSI.
Модель Фуртаду была проста и элегантна. Слишком проста, потому что теория неблагоприятных шоков упускала из виду множество деталей, на которые обратили внимание критики Фуртаду. Главной деталью была точка отсчета – 1930 год, после которого и начинается истинный PSI.

Первым критиком теории неблагоприятных шоков был Карлос Пелаес, который выдвинул тезис о том, что PSI была не радикальным поворотом в бразильской экономической политике, а логичным продолжением уже наблюдавшегося тренда – индустриализации, стимулируемой экспортом. Экспорт кофе способствовал «эффекту просачивания» - в поисках диверсификации своих инвестиций торговая буржуазия вкладывала деньги в транспортную инфраструктуру, электрификацию и городскую экономику в целом задолго до Великой депрессии, а правительственная политика по стимулированию замещения импорта следовала устоявшейся традиции обложения экспортеров кофе налогами: в реалиях международного рынка тех лет издержки перекладывались на конечного потребителя где-нибудь в США.

Однако, помимо поиска ответа на вопрос о том, откуда деньги на индустриализацию, не менее важно понять откуда взялись основной капитал (те же станки) и рабочая сила. Оба этих фактора являлись условиями успешного создания собственной промышленности. Ответ лежит в торговом договоре между США и Бразилией от 1935 г. В обмен на торговые преференции для бразильского аграрного экспорта, США предоставили большие (до 60%) скидки на покупку основного капитала: станков и продукции металлургии. Сами США, выбираясь из кризиса Великой депрессии, были заинтересованы в поддержке своего машиностроения, хотя бы и ценой предоставления скидок покупателям из развивающихся стран. Кроме того, после того, как в 1929 г. грянул кризис и рейс подвергся девальвации, бразильская экономика нашла опору в имевшихся, хоть и устаревших, мощностях.

Вопрос о кадрах можно разделить на два: откуда взялся промышленный предприниматель и откуда взялась рабочая сила. Бразильский промышленник имеет свои корни в старом кофейном фазендейро. Будучи напрямую связаны с международной торговлей, бразильские землевладельцы начинали инвестировать свой капитал в инфраструктуру и импорт, что обеспечило им знание местного рынка и его потребностей. Сыграли свою роль и богатые иммигранты, также занятые в международной торговле и заинтересованные в диверсификации. Рабочие руки также приехали из-за границы, преимущественно из Италии и Германии. Бывшие рабы и белые бедняки, два поколения назад жившие в рабовладельческом обществе, были непривычны к работе за деньги, к фабричной дисциплине, и в общем предпочитали лежать под пальмой и ждать, пока на них упадёт банан. Как диверсификация инвестиций, так и приток европейских иммигрантов предшествовали 1930 г., что также внесло существенные коррективы в модель Фуртаду.

В итоге, отдельные аспекты каждой теории имели место быть, но рассматривать их необходимо (что сейчас и делается) в совокупности. Ударь фуртадовский «шок» по Бразилии, не имеющей капитала, опыта предпринимательства и рабочих рук иммигрантов – ей бы ничего не помогло, как это произошло во многих странах Латинской Америки.

В следующей серии поговорим непосредственно об импортозамещении как стратегии развития.

Детали на Para todo mal

#Латинская_Америка #одежда

Пончо

Пончо – это узнаваемая одежда, традиционно относящаяся к латиноамериканской культуре, часто ассоциируемая с Мексикой наравне с сомбреро, однако эта незамысловатая вещь берет начало совсем из других мест.

Простое пончо, прямоугольный кусок ткани с вырезом для головы, появился в южных Андах. Точно не известно, насколько древней является именно эта форма, однако об использовании шерстяных накидок говорят еще инкские источники, а также древнейшие археологические находки. Слово «пончо» предположительно происходит из языка мапуче – индейцев, проживающих в южной части современного Чили, исторической области Араукания. Традиционно пончо изготавливался вручную из шерсти камелидов (животных семейства верблюдовых), а для окраски ткани использовались местные растительные и минеральные красители.

Европейцы узнали о пончо в конце XVII в., одно из первых упоминаний этой вещи в Чили датируется 1675 г. Тогда пончо обменивались арауканцами на европейские товары. В Рио-де-ла-Плате о пончо узнали в начале XVIII в., и тогда же эта простая одежда стала набирать популярность среди европейских переселенцев и креолов.

Пончо стали ткать из овечьей шерсти или хлопка, а для изготовления использовать простые станки. Долгое время ткачество оставалось занятием арауканцев, которые обменивали свои изделия на колониальные товары, пончо же часто экспортировались далее за рубеж, несмотря на официальный запрет торговли с иностранными державами.

Пончо приглянулось пастухам-гаучо за простоту и удобство. Шерстяная ткань защищала от ветра и дождя, сохраняя тепло в ненастную погоду и холодные ночи. Постепенно пончо стали носить не только сельские жители памп, но и горожане, а в начале XIX в. мода на него вышла за пределы Южной Америки.

Английские переселенцы переняли в Чили технологию изготовления пончо и начали свое производство на родине, откуда этот наряд стал расходиться по всему миру. Так пончо приобрел мировую славу и пришелся по душе не только пастухам, но и модникам и модницам, и сегодня этот яркий наряд можно встретить в самом разном исполнении.

История со стилем на Para todo mal

#Мексика #деньги

Не все то золото, что блестит
Фальшивомонетничество, вероятно, родилось тогда же, когда появились первые металлические деньги, и в этом смысле история подделок так же широка и разнообразна, как и история денег в целом. Но остановимся на Латинской Америке, а именно на Мексике.

Подделка монет в Испанской империи не была чем-то экстраординарным, как не была и повсеместной, но, несомненно, на определенном этапе была делом достаточно простым. Как мы помним, практически весь период существования испанских вице-королевств в Америке, монеты местного чекана имели неправильную форму, поскольку делались вручную. Такая техника производства была самой простой для монетных дворов, и в то же время открывала широкие возможности для фальшивомонетчиков.

Подделать серебряный песо мог любой кузнец или жестянщик, достаточно было вырезать из твердого металла какую-никакую матрицу, а дальше все по заданной (и причем заводской!) технологии. Либо поступали еще проще – делали из оригинальной монеты форму для отливки и заливали в нее металл. Изделие получалось так себе, но в целом напоминало деньги.

Из-за простоты подделки импровизированные мастерские могли располагаться где угодно, известен, например, случай из новоиспанской истории, когда один фальшивомонетчик на протяжении двух лет изготавливал подделки в простой хижине, расположенной на чинампе (плавучей грядке) на окраине Мехико.

Иметь в арсенале ремесленника кузнечные инструменты было нормально, но вот наличие среди них специального пробойника для вырезания круглых деталей уже могло вызывать подозрения. Инструменты на монетных дворах тщательно охраняли, не допуская их свободного выноса.

Для противодействия фальшивомонетчикам устраивались периодические облавы, в первую очередь ловили тех, кто распространял подделки, и уже через них выходили на изготовителей. Часто распространителями были женщины и дети, поскольку они вызывали меньше подозрений.

Изменить ситуацию в социальном плане было сложно, усугубляла положение еще и малограмотность населения. Золотые песо и эскудо подделывали куда реже, а вот серебро находилось в обороте постоянно, и пользовались им как зажиточные, так и весьма бедные слои городского населения, которые и читать-то не умели, а за деньги могли принять все, что блестит и имеет приличный вес.

Улучшение качества монет, внедрение станочной чеканки в ходе реформ 1730-х гг. значительно сократило число зарегистрированных случаев фальшивомонетничества, но до поры, до времени.

Если говорить о Мексике, каждый случай поимки фальшивомонетчиков вызывал определенный ажиотаж. Об особо громких случаях писали в газетах. Наказанием чаще всего было тюремное заключение, (расплавленную медь в рот никто не заливал, хотя в ранние республиканские годы и предлагалось ввести смертную казнь за фальшивомонетничество, позже она была введена в 1910-е гг.).

С появлением монет из недрагоценных металлов (медь, никель) для мошенников открылась новая ниша. Не нужно было подделывать серебряный блеск песо, можно было просто взять недорогой (оригинальный) металл и отлить в нужную форму, особенно это было актуально для никеля, медь все-таки была довольно недешевой.

Подводило и качество серебряных песо, во 2-й пол. XIX в. в денежном деле стало внедряться машинное производство монет, император Максимилиан, кстати, привез несколько новых станков для чеканки денег, но после его свержения мысли о модернизации производства приостановились. Монеты того времени не имели новых средств защиты, которые во-первых, предотвращали их истирание, во-вторых усложняли подделку. Скопировать матрицу обычного песо же мог любой мастер-резец, поэтому частые подделки монет оставались проблемой вплоть до новых реформ 1900-х гг.